Хроники Единорога. Охота

Шмидт Роберт

Удивительно, что, хотя прошло уже какое-то время с ликвидации правительства, здесь, в провинции, среди обычных людей, паники заметить было нельзя. Жизнь шла обычным чередом – то есть, в меру обычным, поскольку хаос в учреждениях всегда имел место, даже когда по телевизору постоянно показывали говорящие головы правящей элиты.

Вот уже четвертый день они проводили в доме приходского священника, больше похожем на заброшенную лесную хижину, чем на жилище настоятеля. Лис посчитал, что это место идеально пригодно в качестве исходной точки для операций в базе отдыха, и в этом был весьма прав. Домик стоял на отшибе, местные особо не любопытствовали, а приходящей из деревни экономке отец Тадеуш представил их в качестве монахов, которые должны подготовить документацию, связанную с планируемой реставрацией церкви. Благодаря этому, им был гарантирован полный покой и уважение туземцев.

Ближайшие застройки находились метрах в четырехстах по прямой в сторону запада, за густым

сосновым лесом, но то была еще не деревня, а всего лишь выселок на несколько дымов. Собственно Новитница растягивалась вдоль небольшого озера в полукилометре к востоку от деревянного костёла – настоящей жемчужины сакральной архитектуры – возведенного на ближайшем холме, единственном месте в округе, которое не тонуло в грязи, когда приходила дождливая осень.

– Так как, по маленькой, - сказал отец настоятель, поднимая стакан.

– По маленькой, - Лис чокнулся с ним и выпил золотистую [42] жидкость до дна. Он облизал губы, после чего обнял духовную особу дружеским жестом. – А вот скажи мне, Тадек, только честно, может ли живущий в грехе священник уделять таинства?

– Конечно же может, - без колебаний ответил спрошенный, потянувшись к полупустой бутылке.

– А почему же?

– Не понимаю, пан полковник... – отец Тадеуш подозрительно глянул на Лиса.

– Какого слова ты не понял, сверчок? – задал телепат риторический вопрос, подвигая свой стакан поближе. – По моему скромному мнению, священник, который утратил веру, нарушил данное им слово, да что там – присягу, и тем самым утратил связь с Богом, уже не может Его представлять.

42

В Западной церкви для причастия предпочитают белое вино, чтобы не допустить появления пятен на пурификаторе (маленьком полотенечко для очистки литургических сосудов). Восточные церкви предпочитают красное вино, которое лучше символизирует кровь.

– Это епископ посвящает в сан, и только он...

– Епископ, то есть – человек, - перебил настоятеля Мундек. – Точно такой же, как ты или я. Его же Господь в сан не посвятил.

– Разве это что-то меняет?

– Ты не понимаешь, Тадек? – телепат неприятно рассмеялся. – Действительно не понимаешь?

Священник пожал плечами и наполнил стаканы до краев.

– Вы уж извините, пан полковник, но вопросы веры не такие простые, как вам, атеистам, кажется.

– Пан полковник не извинит, - ответил Мундек. – Пан полковник прекрасно знает, как обстоят дела. Что бы ты не говорил, Тадек, ты и твои долгополые дружки довели веру до упадка.

– Чушь, - фыркнул настоятель и одним духом опустошил свой стакан.

– Нет, дорогой мой. Это не чушь. Люди сегодня массово отступают от Церкви. Ты когда был в последний раз в голоде? В крупном городе?

– Ну, будет уже...

– Неважно, сверчок. Живя здесь, в провинции, ты не замечаешь кризиса веры, потому что имеешь дело с простыми людьми, - он должен был сказать: примитивными, но в последний момент удержался от подобного эпитета – в замкнутом кругу, в котором один другого контролирует, а отсутствие на мессе уже становится причиной для ядовитых сплетен. Только эта вера показная, ведь правда? В девять месса и исповедь, в три часа дня залитая водярой рожа и избитая до крови жена. Хотя суп вовсе даже и не был пересолен. Ты прекрасно знаешь об этом. Видишь это ежедневно. И не реагируешь, пока бабло звенит на подносе. Говорят, что ксёндз – это чиновник Господа Бога, и, похожа, это верно. Получаешь, ставишь штампик, выписываешь, получаешь надлежащее бабло... За все, в соответствии с прейскурантом или сколько там не жалко, лишь бы не меньше полусотни...

– Нет, здесь только двадцатник, - с печалью в голосе перебил его отец Тадеуш.

– Ладно, пускай будут две десятки, - согласился Лис. – Бедная округа, так что нечего особенно и требовать. – Но здесь существенна не сумма, главное – метода. Ты и вправду считаешь, будто бы Господь так жаждет этих денег?

Ксёндз пожал плечами.

– С чего-то же я должен жить.

– Работай.

– Работаю, я здесь священник.

– Священство, сверчок, это не профессия, а только призвание. – Лис с жалостью поглядел на настоятеля. – Врубаешься? Иисус, когда апостолы перед тем, как отправиться в путь, спросили, с чего они будут жить, сказал им прямо: видите ли вы на моей одежде карманы? Так оно как-то и шло. Настоящий священник должен удерживать себя сам и в рамках преданности Богу служить людям, а не грабить у них последний грош. Вы исказили учение своего Мессии и отбросили его.

– Пан полковник святотатствует.

– Правда? А в чем конкретно?

– Ну, в общем... Цитатами из Писания нельзя размахивать; я могу найти вам множество других, которые свидетельствуют о чем-то совершенно противоположном.

– В обще-то я прав, о чем ты превосходно знаешь, дорогой мой сверчок. Костёлы в городах сейчас пусты. Пожилые верующие потихоньку вымирают,

у молодых имеется собственный ум, этими вы уже не можете управлять так легко, как безмозглыми пенсионерками в мохеровых шапках. Они прекрасно знают, что можно быть верующим человеком, не ходя в церковь, в эту Церковь. Они культивируют веру здесь... – телепат ударил себя в грудь. – Разве Иисус не говорил, случаем, что Бог не живет в каменных домах?

– Снова цитата, да еще и апокриф в придачу. Церковь – это монолит, выстоявший две тысячи лет, страшные войны, заразы, ваше правление... – Отец Тадеуш вдруг замолк, перепугавшись, что зашел слишком далеко, но Лис не отреагировал на намек. – И с нынешним кризисом она тоже справится.

– А вот тут ты ошибаешься, братец... – заявил на это Мундек, а после минуты раздумья прибавил: - Я спросил, может ли священник, живущий в постоянном грехе, уделять таинства. Ты ответил, что может. Только ведь проблема в том, что когда ты нарушил данное Богу слово, ты сам себя исключил из посредников между Ним и агнцами. Погоди, - видя, что настоятель желает протестовать, телепат успокоил его, схвати за плечо, - подумай, вот просто сам подумай, чем является рукоположение, как не клятвой. Будучи священником, ты должен не только представлять Бога, но и жить в полнейшем согласии с принципами веры. Я верно говорю? В противном случае, ты ничем не отличаешься от тех, которых обязан вести. Овца не следит за другой овцой, а только пастушеские псы. А что происходит с Рексом или там Шариком, который, вместо того, чтобы присматривать за стадом, загрызает барашков? Напомни-ка мне, Тадечек, в каком это месте Писания наш Господь позволяет своим священникам трахать десятилетних пацанов по ризницам?... – Ответ не прозвучал, поэтому Лис продолжил: - Если ты можешь уделять последнее помазание через пару часов после подобного деяния, я тоже могу это сделать. У меня на это даже больше прав. Я не нарушил никакой данной Богу клятвы. У меня меньше грехов на душе, че первый встречный член епископата, но, прежде всего, в отличие от тебя, я верю, что кто-то будет ждать на другом конце светящегося туннеля.

Отец Тадеуш буквально проглотил язык. Аргументация телепата, хотя и жесткая, была правдивой. Давая последнее помазание умирающим, он не размышлял, имеет ли на это какое-то право, более высокое, чем бумажка, висящая на стене над кроватью. Говоря по правде, до настоящего момента ему это было совершенно безразлично.

– Видишь, Тадечек, - продолжил не оскорбленный отсутствием реакции Мундек, - вы годами собирали бабки, не обращая внимания на то, что подумают люди. Обижая стариков, калек, ликвидируя школы и больницы. Вы брали, ничего не давая взамен. А все это во имя Бога, в которого большинство из вас даже не верит. Наверное, вы думали, что непоколебимая скала фирмы, прошу прощения, Церкви, все выдержит. Вы притворялись, что среди вас нет черных овец. Если кого-то зацапали, когда он сует свой перец в рот министранту, то добрый дядюшка епископ, вместо того, чтобы сдать виновного полиции, переводил его на другой конец Польши. Иногда, когда вина была настолько большой, что ее уже нельзя было, извини меня за эту игру слов, заглотать, виновного высылали с миссией, где все начиналось заново, только там уже никто не задавал неудобных вопросов, потому что кого волнует судьба черномазого малолетнего Бамбо? А теперь подумай-ка минутку... Как называется то, когда прикрывают глаза на нарушение присяги, предоставление возможности делать очередные преступления, укрытие преступников? Разве это даже не хуже того, что делал ты? – Телепат хотел глянуть в глаза священнику, но тот отвернул голову. – Вся эта система больна, от самого глубокого низа и до самого верха. Можешь отрицать, сколько пожелаешь, только вы давно уже утратили моральное право быть послами царства небесного на земле. И еще одно тебе скажу, мало кто обращает на это внимание, но сегодня люди в костелах чаще молятся своему ксёндзу, чем Богу в Троице единому. Твой тезка годами насмехался над иерархией, а что случилось, когда его попытались убрать? Ты помнишь те марши, пикеты, скандалы в храмах, лица, искаженные безграничной ненавистью? Я прекрасно помню те дни, так же, как и возвращение, не хватало только ослика и пальмовой ветви [43] . – Лис отпустил плечо священника и облизал обветренные губы. – Мы тут, понимаешь, ля-ля, а ты, сверчок, не подливаешь. А у меня в горле пересохло...

43

Гугл дает ссылки только на Тадеуша Рыдзыка.

– Так, хватит уже этой евангелизации. – Молодой вынул почти что пустую бутылку из рук священника. – Люди Карского приедут в любую минуту..

– Знаю, - Мундек пожал плечами. – Все равно, за рулем будешь ты, ну а от такого кисляка даже ребенок не опьянеет.

– Что правда, то правда, - мечтательно поддержал его ксёндз Тадеуш. – Вот когда-то делали вина для причастий... но с того времени, как курия закупает их исключительно у прелата Янковского...

– О, сами видите, прелат является очередным доказательством для поддержания моих тезисов...