Хроники Гирида. Странник
Шрифт:
Спор прервало внезапное предложение Лана:
– В нескольких днях пяти пути от Ольта есть маленький городок, входящий в маленькое бедное баронство Паро, баронесса моя тетка по линии матери. Я давно у нее не был, но уверен, она даст нам приют. А там уже можем скоординировать план дальнейший действий.
Предложение было воспринято друзьями положительно и все рассудили, что вряд ли их будут искать в таком захудалом месте, по крайней мере, первое время.
Ужин прошел за дружеской беседой и веселыми шутками, которые травили в большей степени Кладий с Ланом, став главными зачинщиками вечернего веселья. Напряжение и усталость после дороги отступили, и разговор вновь перетек в деловое русло. В трактире было не очень людно, да и демон с бывшим бароном держали магическую защиту: пока опасаться было некого.
– Ну, хорошо, - уверенно начал Макс, - рано утром в путь, а сейчас дела насущные. Лан, город хорошо знаешь?
– В общих чертах.
– Бывший барон был уклончив.
– Замечательно. Тут есть банк или хранилище?
– Естественно, - маг выглядел слегка удивленным, - в каждом более-менее крупном городе есть банк, вернее, это целая сеть "Леггенс и Гротт", монополизировавшая банковское дело по всему Гириду. Каждый ребенок это знает.
– Лан все еще с сомнением смотрел на Макса, не шутит ли тот.
Другие тоже не понимали, почему это их негласный лидер, иногда проявляющий чудеса эрудиции и логики, порой путается в простых вещах, известных детям с пеленок, или вообще их не знает.
– Ну да ладно.
– Лан не стал настаивать.
Закончив поздний ужин и оставив вещи в пыльных темных комнатах на втором этаже, разумные покинули постоялый двор.
– Так, Катя, - девушка заинтересовано повела бровью: так ее еще никто не называл, - на тебе Оран. На всякий случай держи Шэса и ящеров наготове.
Молчаливый кивок головы.
Жестом показав Алексу, что у них еще остались дела в городе, маг спирали наспех доел жареного поросенка, запив того отвратительным вином, и поспешил покинуть столовую, потеплее закутавшись в черный шерстяной плащ.
– Куда двинем?
Дверь трактира скрипнула, и на улице оказался Алекс, так же закутанный в походный плащ и мнущийся с ноги на ногу: вечером опять повалил снег и ударил легкий мороз.
– Неплохо бы найти ящеров до утра. Остальное по мелочам и по обстоятельствам.
Паладин понял, что от него требуется: со святым братом, пускай и бывшим (хотя кому об этом известно?), разговор у простых жителей будет клеиться не в пример лучше, нежели с подозрительным прохожим. В связи с последними событиями, лишнее внимания привлекать не стоит.
Легкий мороз уже украсил окна местных двухэтажных домов замысловатыми узорами, порой заставляя редких прохожих провести минуту другую, рассматривая причуды природы. Снег завалил деревянные крыши, и Макс сильно сомневался в том, что они выдержат такую тяжесть. На улицах же едва бы проехал не то, что экипаж, а даже маленькая хилая лошадка. Каменных построек в той части города, где остановились друзья, не было вообще, лишь деревянные двухэтажные домишки, выглядевшие очень старыми и готовые в любой момент развалиться на части.
Первое приятное впечатление о городе испортилось довольно быстро. Оставив пару улиц позади, им все-таки удалось отыскать "живых".
Проходя мимо очередного деревянного домишки, с тем лишь исключением, что тот выглядел более презентабельно на фоне остальной разрухи, Максим впервые на Гириде, да и вообще в жизни, стал свидетелем того, что носит грязное и мерзкое название: "рабовладельческий строй".
Из дверей богатого, как понял Максим, дома кубарем вылетел раздетый человек. Небритое заросшее лицо, куча ссадин и порезов, следов от побоев, кровоподтеков и темно-желтых синяков. Сгорбленная спина и впавшие щеки: будто перед ним был не человек вовсе, а высохший и давно увядший скелет. Но больше всего в тот вечер Макс запомнил глаза раба: безвольные, покорившиеся судьбе, сдавшиеся на милость господину и потухшие, словно догоревшая свеча.
– Убирайся, падаль!
– в дверном проеме появился хорошо одетый мужчина, лет сорока, с жестким, если не жестоким лицом и разгневанными глазами, будто в них горела сама Бездна.
– Сдохни от голода! И холода! Будешь знать, как пачкать одежду господ.
И вправду, только теперь они с Алексом приметили жирное темное пятно на выпирающем из камзола брюхе.
Паладин заметил разгневанный взгляд Максима, собирающегося что-то сказать по поводу такого поведения с живыми людьми, и уже открывшего было рот, но жестом остановил мага спирали, у которого уже был готов сорваться с языка поток отнюдь не приятных любезностей. Пересилив себя, тот глубоко вздохнул и промолчал. Лишь взгляд выдавал все те муки, которые ждали рабовладельца, если бы не паладин.
Раб не подавал признаков жизни, устало развалившись мертвым грузом на холодном снегу и смотря в заснеженное ночное небо, по которому медленно плыли серые облака, щедро одарившие землю замерзшей водой разных форм и узоров.
Грязно, но с интонацией выругавшись, толстобрюхий собирался оставить полуголого раба умирать на морозе, но не успел: того достиг грузный голос паладина:
– Вечер добрый.
– Кого там еще несет?
– раздражению в голосе городского жителя не было предела.
Обернувшись на звук, он увидел перед собой молодого человека с белыми волосами. Вполне ничем не примечательный уроженец северных провинций, явно не местный. Хозяин дома посмотрел на его потрепанную, затертую одежду и хотел уже разглагольствовать куда ему следует пойти и насколько долго, но тут его взгляд упал на клинок. За спиной в дорогих темных кожаных ножнах, украшенных узором священного животного конфедератов, которые изготавливают только на Имиите для слуг церкви, причем не рядовых, мирно покоился двуручный клинок, на гарде которого изящно выгравирована из того же металла, что и само оружие, лилия с пятью лепестками. В центре же покоился драгоценный прозрачный желтый камень - символ ордена Очищающих.
Максим не знал, является ли этот, несомненно, дорогой камень простым украшением оружия, или же в нем есть иной смысл. Зато недавно ему объяснили, почему на мече паладина именно пять лепестков. Первый - честь. Второй - смелость. Третий - праведность. Четвертый - непоколебимая вера. Пятый - жизнь. Если первые четыре признака подходили для отбора великолепных воинов и воспитывали в людях качества, нужные ордену, то пятый лепесток поначалу привел Макса в замешательство. "И что, что жизнь?" - думал он. Как оказалось, все просто как белый день. Жизнь, по словам паладина, - главная ценность для живого существа и все в ордене призваны ее защищать, по крайней мере, так считалось при создании Очищающих. Но шло время, орден увяз в политических играх и интригах, попал под юрисдикцию Конфедерации Тамплиеров, а затем и вовсе лишился той автономности, что была ему присуще еще пятьдесят лет назад. Теперь последний лепесток - жизнь - трактуется новым паладинам и святым братьям (на этом моменте Алекс пояснил, что если бы не его любовь к библиотеке ордена, то и он бы не узнал таких подробностей; слишком сильно сующих свой нос молодых братьев старались приструнить сразу же, чтобы отбить желание копаться в прошлом) наставниками как жизнь и сохранность идеологии, что проповедует орден, а, следовательно, и Конфедерация. А, как всем известно, конфедераты презирают другие расы, кроме людской и порабощают всех, кто попадает на их территории. Судьба для таких одна - рабство и рудники. Пожизненно. Несогласных с политикой конфедератов, по словам Алекса, нет и быть не может - это по официальной для всех версии. На самом же деле их просто находят мертвыми в своих домах или канавах. Или вообще не находят. А вину всю сваливают на темных эльфов - ближайших соседей, которые как дьявольская кость в святом горле.