Хроники Кадуола
Шрифт:
Смонни и Титус вернулись в Йиптон. Титус начал называть себя Титусом Помпо. Но у него никогда не было настоящего вкуса к власти, и по сути дела функции умфо стала выполнять Симонетта. Она-то умеет наслаждаться властью, как никто!
Намур каким-то образом связан со всей этой историей — может быть, в качестве любовника Симонетты? Кто знает? Намур — человек железной самодисциплины с полным отсутствием принципов. Опасное сочетание. Это все, что я знаю».
Некоторое время Флоресте продолжал расхаживать по камере, как дикий зверь в клетке. Глоуэн решил, что ему пора уходить: «Наша сделка заключена, так что…»
Флоресте остановил его повелительным жестом: «Еще
«Пожалуйста — как вам будет угодно».
Флоресте продолжал метаться по камере: «Долгие годы я был человеком далеких перспектив, грандиозных планов. Мой взор терялся в недостижимых далях в то время, как я терял почву под ногами. Но теперь, в последние часы моей жизни, все должно измениться!» Он подошел к столу, уселся, взял авторучку и с величайшим вниманием принялся писать мелким аккуратным почерком. Закончив, он поднял голову и прислушался: «Кто это говорит в конторе?»
«Марк Диффин, надо полагать».
«К нему кто-то пришел. Пригласи их обоих».
Глоуэн постучал в дверь. Марк Диффин заглянул в смотровую щель: «Что вам нужно?»
«Кто с вами говорит?»
«Бодвин Вук».
«Флоресте желает, чтобы вы оба зашли к нему на минуту».
Дверь открылась, и в камеру вошли Марк Диффин и Бодвин Вук.
Флоресте встал: «Я принял важное решение. Оно может показаться странным всем присутствующим, но я считаю его правильным и единственно возможным. Наконец я смогу успокоиться». Он указал на только что составленный документ: «Это мое завещание. Я проставил на нем не только дату, но и точное время суток. Я его прочту:
«Адресуется всем заинтересованным сторонам.
Это мое последнее и окончательное завещание, собственноручно составленное вечером дня моей казни. Как могут подтвердить присутствующие свидетели, я нахожусь в здравом уме и в спокойном состоянии духа. Это завещание заменяет все предыдущие, в частности и в особенности то завещание, в котором я назначил наследницей всего своего имущества Симонетту ко-Клатток-Зигони. Это предыдущее завещание, в том числе все его положения в целом и по отдельности, настоящим отменяется и становится недействительным. Отныне, по своей воле и тщательно продумав все последствия своего решения, я назначаю наследником всего своего состояния, существующего к моменту моей смерти, в том числе всех денег, банковских счетов, ценностей, хранящихся в сейфах Мирцейского банка в Соумджиане, других ценных вещей, произведений искусства и драгоценных камней, всех видов земельной собственности, недвижимого и движимого имущества, личных вещей и прочей собственности капитана Глоуэна Клаттока — в надежде на то, что он использует эти средства и доходы с этих средств во имя достижения известной ему дорогой моему сердцу цели, а именно строительства так называемого Нового Орфеума на территории станции Араминта. Я скрепляю это завещание своей подписью в присутствии нижеподписавшихся свидетелей»».
Флоресте взял ручку и подписался под текстом документа, после чего передал ручку Марку Диффину: «Подпишите».
Марк Диффин подписался.
Флоресте передал ручку Бодвину Вуку: «Подпишите».
Бодвин Вук выполнил его просьбу.
Флоресте сложил лист завещания и отдал его Бодвину Вуку: «Я передаю завещание вам на хранение. Как можно быстрее приведите его в исполнение и проследите, чтобы все было сделано правильно! Претензиям конца не будет, так как все средства, которые Смонни считает своими, находятся на моем счету. Намур уже собрался в Соумджиану, чтобы привести в исполнение предыдущее завещание и снять деньги с моего счета».
«Вот почему Намур так торопился утром! Надо полагать, сегодня какой-то звездолет отправляется на Соум?»
«Да, «Карессимусс», — сказал Флоресте. — Намур будет на борту».
Бодвин Вук выбежал из камеры, чтобы позвонить по телефону из конторы Марка Диффина.
«Вот и все, — сказал Глоуэну Флоресте. — Теперь ты можешь идти, а я буду здесь сидеть и размышлять о дивных и чуждых краях, где мне предстоит блуждать уже завтра».
«Может быть, бутылка вина будет способствовать вашим размышлениям?»
«Какого вина? — с подозрением спросил Флоресте. — В прошлый раз ты принес натуральный кишкодер».
«Я мог бы передать через Марка бутыль доброго «Зеленого Зокеля»».
«Это было бы неплохо».
«Я позабочусь о том, чтобы ваши деньги были истрачены в соответствии с вашими пожеланиями».
«У меня нет вы этом никаких сомнений. Я в мире с самим собой».
Глоуэн вышел из камеры и сказал Марку Диффину: «Я обещал Флоресте бутылку «Зеленого Зокеля». Вы не могли бы об этом позаботиться?»
«Займусь этим немедленно».
Бодвин Вук медленно отошел от телефона: ««Карессимусс» вылетел больше часа тому назад. Намур числится в списке пассажиров. Каким-то образом ему удалось запутать следы и уйти от слежки. Айзель Лаверти до сих пор пытается разобраться в том, как он провел его людей».
«Когда Намур прибудет в Соумджиану — что будет с деньгами Флоресте?»
«Они в безопасности. Прежде всего, на них все еще наложен арест — ты ведь еще не отозвал свой иск. Во-вторых, такие дела не делаются за один день. Завещание должно быть подтверждено, производится проверка всех записей, банк должен получить надлежащим образом оформленное свидетельство о смерти Флоресте. Весь процесс может занять от одного до трех месяцев. Тем временем последнее завещание может быть утверждено на Кадуоле, и гораздо быстрее».
«Между прочим, я знаю, почему Флоресте настаивает на том, чтобы я не вскрывал пакет с сообщением о судьбе моего отца, пока он жив».
«Почему?»
«Вы готовы к новому потрясению?»
«Теперь меня уже ничто не удивит!»
«Почему, как вы думаете, Титус Помпо предпочитает, чтобы его никто никогда не видел?»
«Меня часто занимает эта проблема».
Глоуэн объяснил.
Дар речи вернулся к Бодвину Вуку не сразу: «Может быть, в том и была основная причина, по которой Намур так торопился улететь. Теперь можно убедительно доказать, что он был по меньшей мере пассивным соучастником в организации концерна «Огмо» и экскурсий на остров Турбен, а это означало как минимум двадцать лет строго режима на Протокольном мысу. А то и хуже. Мы больше не увидим Намура на станции Араминта. А теперь, с твоего позволения, мне предстоит выполнить несколько печальных обязанностей».
«Флоресте будет пить хорошее вино, когда его камера наполнится газом».
«Существуют более неприятные способы умирать. Ты получил требуемую информацию?»
«Мне нельзя вскрывать конверт до захода солнца».
«Теперь это не имеет значения. Намур смотал удочки!»
«И все же я предпочел бы выполнить последние пожелания Флоресте. В противном случае я чувствовал бы себя очень странно».
«Глоуэн, ты либо слишком сентиментален, либо чрезвычайно суеверен. Впрочем, возможно сочетание этих качеств... Может быть, это и есть то, что принято называть «честью» — никто, по сути дела, еще не дал определение этого термина».