Хроники Каторги: Цой жив
Шрифт:
– Это фамильа, - все же теплее ответила девушка, - а имя?
– Это имя, - сухо ответил тогда, не представляя, о чем говорила женщина.
– Но ви даже не кориан... Кориец.
– Кто?
– поморщившись, переспросил искатель, посчитав высказывание оскорбительным. И говорила женщина как-то странно. Вроде понятно и разборчиво, но интонация, - как будто нарочно издевается над речью.
Еще некоторое время безмолвно обменивались недоверчивыми взглядами.
– Я уберу Лялю, - предупредил Цой, стараясь не напугать женщину еще больше, и вернул клинок
Девушка огляделась, но так и не поняла, о каком ребенке шла речь.
Столько вопросов мелькало в голове искателя и, как обычно бывает, их оказалось много больше ответов.
– Как?
– единственное, что получилось вытянуть из клубка неясностей, запутавшегося в голове. Но женщина не ответила, не знала, на что именно отвечать и стоило ли. Маслянистые глаза, охваченные тревогой, не выражали ничего кроме страха.
– Я не трону, - заверил Цой, и голос безвольно обернулся леденящим холодом.
Анна вздрогнула и он замолчал.
Неизвестно сколько могло продлиться космическое безмолвие, если бы не вмешательство мужчины; он прохрипел что-то невнятное.
– Васили!
– сиюсекундно бросилась к нему Анна, как к единственному спасательному кругу, посреди нескончаемого океана. Мужчина остудил ее пыл движением руки.
– Все хорошо, Аннушка, все хорошо, - умиротворяющей интонацией, которой позавидовал искатель, говорил он, - не бойся. Хотел бы убить, давно бы убил.
Слезы наворачивались на зеленые глаза Анны, отчего казались еще зеленее.
– А если передумает и убьиот?
Цой решил не вмешиваться; пусть Васили разбирается. Наверняка, считал искатель, у него получится лучше и оказался прав.
– Его послали небеса, не иначе, - кажется, каждое новое слово давалось все тяжелее, но и говорил Васили, в отличие от Анны, вполне обыкновенно, как матерый каторжник. Правда они редко поминали небеса добрым словом.
Васили с трудом дотянулся до ворота с кнопками-пуговицами и под щелканье одернул воротник, пальцы нырнули под взмокшую от пота майку, и потянули за тоненькую цепочку, вытащив махонький крестик, тепло поблескивающий, как от солнечных лучей. Сорвал блестяшку и всучил Анне, крепко сжав ее руки в своих.
– Передашь ей? Передашь? Анна, я говорил, для меня... это конец, - лицо скорчилось, он мокро кашлянул, - но не для тебя. Слышишь? Теперь все зависит от тебя...
Анна крепко зажмурилась, отчаянно качала головой, будто силой мысли пыталась прогнать происходящее.
Васили всхлипнул.
Цой подошел ближе. Слегка наклонившись, осторожно осмотрел кресло и понял, что причиняло мужчине боль - сломанный и торчащий, точно крюк позвоночник. Быстро сообразил: металлические шприцы, которыми обколола Анна, каким-то образом поддерживали в нем жизнь. Четверо суток. Немыслимо.
– Ты к этому не готова, знаю, - неумолимо продолжал Васили, - это не твоя работа, но посмотри правде в глаза... Ты единственная, больше некому. Ты должна, Анна, обязана, иначе все напрасно. Доберись до Резервации, а
Каждым словом Васили взваливал на Анну какую-то титаническую ответственность, а она, все отрицая, качала головой, - по-прежнему не верила, ни в себя, ни во что бы то ни было.
– Люди, Анна, люди уцелели! Кто же знал! Люди, спустя столько лет!
– сказал громче обычного, будто бы говорил о каком-то чуде и в наказание кашель незамедлительно подступил к горлу.
– Они помогут, я знаю, - откашлявшись, закончил он.
– Я не смогу, - простонала она, - нет...
– Да! Сможешь!
– со сталью в голосе оборвал Васили, да так, что даже Цой на секунду поверил.
– Мужик, - он вдруг обратил свой измученный взор к искателю, - поди ближе. Меня Василий зовут, - как-то нелепо улыбнулся и ухватил искателя за рукав, словно они дружили с пеленок. Пытался пожать руку, но Цой незамедлительно и легко высвободился. Василий продолжил: - Слушай, ты первый сюда добрался, стало быть, наверняка что-то да умеешь. Помоги, а? Это очень важно... Это самое важное... Нет ничего важнее. Столько жизней. Ты... Ты поможешь?
Цой не ответил, но Василий почему-то счел молчание согласием, после чего на взмокшее и доброе лицо опустилась тень облегчения.
– А я больше не могу, сам видел. Убей, а? По глазам вижу, ты мастер.
Тоненькие бровки Анны испугано поползли вверх, изумрудные глаза увлажнились.
– Нет! Нет! Ньет!
– вскрикивала она, но умиротворяющий жест Василия мигом осадил ее, - и как только ему удается.
– Я больше не вынесу, Анна, больше нет. Ты и так столько стимов в меня вогнала, - тяжело улыбнулся он и вопрошающе посмотрел на искателя. Цой прочел безмолвную просьбу в слезящихся, уставших от жизни глазах, и рука понимающе потянулась к клинку за спиной.
– Нет, - не прекращала Анна, - остановись! Только не так...
С каждой минутой искатель понимал все меньше, но углядел, как женщина, взяв себя в руки, заменила один из блестящих шприцов и горько отвернулась, скрепив веки хрустальными слезами.
– Не могу, Васили, я не могу, - вопила, скрыв лицо в ладонях.
– Пожалуйста, Анна, ты должна. Помоги мне, помоги обрести покой, - не прекращал молить измученный Василий. Встала рядом. С трудом сдерживая слезы, нежно провела рукой по влажному лицу мужчины, наклонилась, прильнув губами к его взмокшему лбу. Жар нарастал. Стимуляторы не справлялись, не спустя четыре дня. Большего она не могла, - врач погиб в капсуле еще в воздухе.
– Прости, - еле слышно прошептала дрогнувшим голосом и нажала на кнопку. Шприцы комариными иглами впились в плоть. Глаза Василия блаженно закрылись, а лицо расплылось в спокойствии. Он уснул. Навсегда.
Анна обреченно рухнула на пол. Беззвучный крик отчаяния замер на соленых от слез губах. Крепко обняла ноги Василия ниже колен так, словно они - единственное оставшееся для нее в этом мире, единственная ниточка, связывающая ее и горькую правду - она осталась одна.
Совсем скоро залила слезами всю штанину.