Хроники неприкаянных душ
Шрифт:
К вечеру дождь ослабел, но по-прежнему было ветрено и холодно. В большом зале становилось зябко. Луиза громко объявила, что скоро подаст ужин. Она опять затопила камин и включила электрообогреватель у кресла лорда Кантуэлла.
На ужин подали сандвичи с ветчиной, говядиной и пикулями и чай с песочным печеньем. Луиза убрала посуду и стала собираться домой, поинтересовавшись, намерены ли они оставаться в большом зале на вечер.
— Еще немного посидим, — сказала Изабелла.
— Тогда я зажгу свечи, но перед уходом ко сну не забудьте их задуть.
Вскоре
— Подсвечники!
Лорд Кантуэлл спросил, все ли у них в порядке с головой, и Изабелла нетерпеливо воскликнула:
— Какие из наших подсвечников XVI века и старше?
Старик почесал лысину и показал в центр зала.
— Думаю, вон та пара серебряных с позолотой на столе. Они, похоже, венецианские, XIV век. Когда меня схоронят, скажи своему отцу, что они стоят несколько соверенов.
Уилл с Изабеллой ринулись к подсвечникам. Задули толстые восковые свечи, сняли и положили их на серебряный поднос. Подсвечники были одинаковые, с основаниями, искусно отлитыми из позолоченного серебра с шестью изящными лепестками. Основание плавно переходило в башню в романском стиле, напоминающую церковную, со сводчатыми окнами, покрытыми голубой эмалью. Башня заканчивалась чашей с длинным острием в виде шпиля для насаживания свечи.
— В основаниях пустот нет, — произнес Уилл. — Но здесь возможны. — Он указал на верхнюю часть.
— Попробуйте, — прошептала Изабелла. — Только повернитесь спиной к дедушке, чтобы у него не случился сердечный приступ.
Уилл начал развинчивать подсвечник в месте соединения. Вначале мягко, потом со всей силой. Даже лицо покраснело.
— Не получается. — Он вздохнул и поставил подсвечник на стол.
С другим было то же самое. Казалось, он изготовлен из целикового куска металла. Уилл в расстройстве напрягся и сделал последний неистовый рывок. Верхняя часть подсвечника повернулась.
— Продолжайте, — тихо промолвила Изабелла.
Он повернул еще, и вскоре стал виден участок патрубка без позолоты. Наконец в руках Уилла были две половины подсвечника.
— Чем вы там занимаетесь? — крикнул лорд Кантуэлл. — Почему затихли?
— Подожди, дедушка! — громко ответила Изабелла. — Сейчас.
Уилл положил нижнюю часть с основанием и изучил отверстие венца башни.
— Нужен свет. — Он приблизился к торшеру, снова вгляделся и сунул палец внутрь. — Там что-то есть. Твердое. Попробуйте вы, Изабелла. У вас пальцы потоньше.
Она попробовала, закрыв глаза, чтобы усилить осязание.
— Там что-то свернуто, бумага или пергамент. Вот. Мне удалось его повернуть.
Изабелла медленно вертела подсвечник вокруг пальца и вскоре вместе с ним вытащила край пожелтевшего свитка.
Это были туго свернутые листы пергамента, примерно двадцати сантиметров длиной. Она ошеломленно протянула
— Посмотрите вы, — сказал он. — Я все равно ничего не пойму.
Пергамент был сухой, но неломкий. Изабелла медленно развернула свиток, распрямила листы обеими руками. Уилл наклонил торшер, чтобы лучше осветить.
— Тут по-латыни.
— Надеюсь, с этим у вас проблем не возникнет.
Она перевела заголовок на первом листе:
— «Послание Феликса, настоятеля Вектисского монастыря, писанное в 1334 год от Рождества нашего Господа».
У Уилла закружилась голова.
— Боже!
— Что это?
— Вектис.
— Вы знаете это место?
— Да. Знаю. — Он улыбнулся. — Кажется, мы напали на золотую жилу.
15
1334 год
Остров Вектис
Пора между Полуночием и молебном Первого Часа [12]самая благодатная. В эту пору Вектисский монастырь погружен в сон. Лишь настоятель лежит, мучаясь тяжелой головной болью. Прислушивается к стрекотанию сверчков за окном и неясному шуму Солента. [13]Привычные звуки ненадолго успокаивают, он расслабляется, но приступ тошноты заставляет резко выпрямиться. Он нащупывает в темноте ночной горшок, пробует вырвать. Не получается.
Настоятелю шестьдесят девять лет, и он знает — следующий десяток начать ему не суждено.
Желудок почти пуст. Говяжий бульон, приготовленный на ужин сестрами, остался на столе почти нетронутым.
Он сбрасывает одеяло, поднимается с соломенного матраца и встает, покачиваясь. Ритмические постукивания в голове, похожие на удары молота по наковальне, мешают двигаться, но ему удается снять со спинки стула отороченную мехом мантию и накинуть на себя. Он плотно запахивает мантию, чувствуя успокаивающее тепло, затем трясущейся рукой зажигает толстую желтую свечу. Опускается на стул. Трет виски, глядя на блики света на полированных камнях пола и цветных стеклах окон, выходящих во внутренний двор.
Он так и не смог привыкнуть к роскоши этого дома. Давным-давно, в молодости, будучи смиренным послушником в подвязанной веревкой грубой рясе, босой, он чувствовал себя много ближе в Богу и к блаженству, чем теперь. Его предшественник Болдуин, суровый и жесткий в обхождении, другое дело. Он мог, например, во время мессы просматривать счета за зерно. Это Болдуин велел построить для себя богатый бревенчатый дом, похожий на те, что видел в монастырях Лондона и Дорчестера. Смежная с опочивальней комната блистала великолепием изысканно украшенного очага, резными деревянными стульями с высокими спинками, подбитыми конским волосом, и витражными окнами. На стенах висели изящно вышитые гобелены из Фландрии и Брюгге со сценами охоты и деяний апостолов. Над очагом висел мастерски изготовленный серебряный крест длиной в человеческую руку.