Хроники неприкаянных душ
Шрифт:
— Это был не блуд, а служба! — воскликнул Феликс и скривился от острой боли в глазу. — Служба Господу нашему. Но понимание доступно лишь посвященным. — Он сжал ладонями голову.
Лука встревожился, что старик вдруг умрет, и перевел разговор на другую тему:
— Что стало с их трудами?
— Тут была огромная библиотека, Лука. Думаю, самая большая во всем христианском мире. В тот день ты находился с ней рядом, но так и не увидел. После твоего бегства настоятель Болдуин, да благословенна его память, повелел замуровать библиотеку, а часовню сжечь. Полагаю, библиотека тоже сгорела.
— Зачем это было сделано, отец?
— Болдуин счел, что род людской
Лука увидел на столе свой лист пергамента. Он был свернут.
— Этот лист я взял тогда, не знаю почему. Скажите, отец, что значит эта надпись? Мысль о ней изводит меня.
— Лука, сын мой, ты узнаешь все, что памятно мне. Чувствуя приближение смертного часа, я, последний из ныне живущих, кто знает о библиотеке, решил снять с души груз и записал все на пергаменте. Прошу тебя, возьми мое послание. А вместе с ним и это.
Старик направился к сундуку и извлек оттуда тяжелую книгу. Лука ринулся к нему помочь.
— Это единственная уцелевшая, — пояснил Феликс. — Мы с тобой оба совершили странные деяния. Ты, не ведая зачем, взял лист пергамента, а я спас от огня книгу. Вероятно, нас с тобой направляла рука Божья. Возьми назад свой пергамент и эту книгу с моим посланием, вложенным внутрь. Возьмешь?
— Да, отец. Вы были так добры ко мне, тогда, много лет назад.
— Благодарю тебя.
— Что я должен с этим сделать?
Феликс воздел глаза к потолку.
— Сие решит Господь.
18
1344 год
Лондон
Барон Кантуэлл проснулся, почесываясь. Осмотрел живот и руки. Так и есть. Ночью опять орудовали клопы. И это в королевском дворце, в Вестминстере. Надо поговорить с сенешалем.
Нельзя сказать, что отведенные ему покои были неудобными: кровать, стул, сундук, комод, свечи и ковер, не пускающий с пола холод, — в общем, все как подобает. Правда, отсутствовал камин. Но сейчас не зима, а весна во всем ее цветении. И Чарлз Кантуэлл был бы доволен, если бы не клопы. В прежние годы, когда ему еще не была дарована королевская милость жить во дворце, Чарлз, приезжая в Лондон, останавливался на постоялых дворах, где приходилось делить кров с простолюдинами. Правда, тогда, в молодости, он это едва замечал, потому что обычно засыпал мертвецки пьяным. Теперь другое дело. Чарлз остепенился. Стал старше и выше рангом.
Он облегчился в ночной горшок, затем осмотрел причинное место. Если провел ночь со шлюхой, то проверить надо непременно. Убедившись, что там порядок, Чарлз подошел к окну, проводил взглядом плывущий по Темзе к морю грузовой парусник с высокими бортами и заметил охотившегося за мышами камышового луня. Когда на берегу появился старьевщик, чтобы выбросить в реку с тележки ненужный хлам, Чарлз вспомнил про башмаки. Сегодня он наденет новые.
Чарлз разгладил остроконечную бороду, расчесал черепаховым гребнем усы и волосы длиной до плеч. Затем быстро натянул на себя бриджи и льняную рубаху. Шерстяные рейтузы выбрал самые лучшие, зеленые. В общем, принарядился. Камзол модный, облегающий, из голубой ткани, с пуговицами из слоновой кости. Подарок от французского кузена. Чарлзу было уже за сорок, но выправку и комплекцию он имел по-прежнему
Своего положения Чарлз добился случайно. Просто оказался в нужное время в нужном месте. Несмотря на то что род Кантуэллов был древним и его предки играли при дворе короля Иоанна и во времена принятия Великой хартии вольностей не последнюю роль, они долгое время влачили жалкое существование. Мелкие дворяне, не более того.
Отец Чарлза, Эдмунд, сражался в армии Эдуарда II против Роберта Брюса в Шотландии и даже был ранен в злополучном сражении при Баннокберне, где англичане потерпели поражение. Эдмунд в любом случае честь семьи на поле битвы не посрамил.
Надо сказать, что Эдуард II любовью подданных не пользовался, и потому они не возмутились, когда его свергла жена, прозванная в народе Французской Волчицей, на пару со своим вероломным любовником Роджером Мортимером. Сыну короля тогда было всего четырнадцать лет. Став монархом Эдуардом III при регенте Мортимере, он не мог препятствовать никаким деяниям злодея. Особенно подлым было убийство свергнутого короля Эдуарда в замке Беркли в Глостершире, превращенном в тюрьму. Приспешники Мортимера ворвались к нему ночью в спальню, когда он лежал в постели, набросили на него тяжелый матрац, чтобы он не вертелся, и засунули в задний проход медную трубку, куда воткнули раскаленный докрасна железный прут, который сжег его кишки, не оставив следов. Поскольку убийство нельзя было доказать, смерть Эдуарда объявили естественной. Вот таким способом Мортимер наказал бывшего короля за гомосексуализм, о котором было широко известно.
Накануне своего восемнадцатого дня рождения Эдуард замыслил отомстить за страшную гибель отца. Вот тут Чарлз вовремя попался ему под руку и был включен в число заговорщиков. В октябре 1330 года небольшая группа храбрецов дерзко проникла через потайной ход в неприступную крепость Мортимера, замок Ноттингем. Негодяя схватили в спальне и именем короля тайно увезли в лондонский Тауэр, где он принял ужасную смерть.
В благодарность Эдуард III даровал Чарлзу титул барона, щедрое королевское жалованье и землю в Роксоле. Лорд сразу начал строить там подобие дворца, который назвал «Кантуэлл-Холл».
Чарлз спустился во двор, в конюшню, где королевский конюх оседлал для него коня. Он пустил его рысью по берегу, наслаждаясь благоуханием весны, пока не пришло время выехать на зловонные узкие улочки квартала ремесленников. Примерно через полчаса он выехал на Таймс-стрит, сравнительно широкую и оживленную улицу неподалеку от собора Святого Павла, где принялся маневрировать на коне между тележками, всадниками и пешеходами.
У подножия холма Гаррик барон Кантуэлл свернул на извилистую, стиснутую со всех сторон домами улочку, где царило такое зловоние, что пришлось поспешно зажать лоскутом ткани нос. По обе стороны Кордвейнер-стрит, улицы кожевников и обувщиков, тянулись открытые сточные канавы. Там, конечно, присутствовали и человеческие экскременты, но главным источником вони являлись кожевенные мастерские, где постоянно кипели чаны с кожами, шерстью и овчинами. Обувщики тут тоже были разные: легкие, изготавливавшие дешевую обувь из подержанной кожи и промышлявшие ее починкой, и кордвейнеры, [15]которые изготавливали дорогую обувь из свежей кожи. Им требовалось, чтобы кожевенники были рядом, под рукой. Неподалеку располагались бойни.