Хроники Неронии. Конец эпохи «Благоденствия». Книга I
Шрифт:
– И король Эдвард и принцы Говард и Гартмунт внезапно умрут? – не смог удержаться от последнего вопроса советник.
– Несомненно. Они ведут крайне опасную жизнь. Эти постоянные охоты, знаешь ли, мелкие стычки с соседями, невероятное количество выпиваемой отвратительной сивухи.. Да мало ли, что может случиться, – задумчиво, как будет уже выбирая лучшую причину для смерти своего мужа и пасынков, произнесла эльфийка. – Кстати, хорошо, что ты поднял этот вопрос. И от тебя может быть польза. Проследи за здоровьем моего муженька. Как бы с ним чего не случилось раньше времени. Пока Эдгар не укрепится в Наймюре, он должен быть жив – здоров.
– Он с утра опять, вопреки вашему запрету, поехал в Приют, – тихо промолвил Бертольд. – Я хотел доложить об этом в конце.
Мелисина нахмурилась, но очень быстро выражение ее лица изменилось на довольное, а губы тронула легкая улыбка.
– Это даже хорошо, – сказала она. – Его, конечно, позорная связь с Амалией станет тем, что позволит мне не только восстановить отношения с сыном, но и влиять на него. Эта Амалия, видимо, крепко засела у него в сердце. Воспользуемся этим.
Глава 17. Принц Эдгар.
Принц Эдгар, не торопясь, ехал по дороге между неухоженными полями и предавался тяжелым мыслям. Сегодня ему предстояли тяжелые разговоры с отцом и матерью. И не только тяжелые, но и бессмысленные. Принц это понимал, но также он понимал, что просто обязан обратиться к одному из них, а, скорее всего, и к обоим с просьбой, в которой ему откажут.
Эдгару были нужны деньги. Не для себя. Для Приюта, в котором покровительницей была Амалия. Его любимая, ненаглядная Амалия. Называть даже мысленно мать своего незаконнорожденного сына любовницей Эдгар не мог.
Его отец, король Эдвард, откровенно говоря, попросту сбагрив в Орден Милосердных свою младшую сестру, в последние два года прекратил помогать Приюту, в который сам же ее и отправил. Сестры Приюта бедствовали, но продолжали помогать несчастным – калекам, сиротам, оставшимся в результате пограничных стычек между королевствами без крова, да и всем, кто обращался к ним за помощью.
Сегодня Амалия не выдержала и расплакалась, беззащитно прижавшись к Эдгару. Она понимала, что он ничем не может ей помочь, и не хотела его огорчать, но не сдержалась.
– Эдгар, – сказала она. – Чем я провинилась перед Единым? От меня отвернулись родные, а теперь даже сестры Приюта смотрят на меня с осуждением. Неужели это наказание за нашу с тобой связь?
Нет, он должен постараться убедить отца или мать отправить пожертвование Приюту. Он будет унижаться, он согласится на все их условия, кроме требования порвать с Амалией, но выпросит такие необходимые его любимой лиры.
Отец, конечно, не даст, размышлял Эдгар, глядя на одетых в обноски сервов, копошившихся в поле. И Амалию он никогда не любил, и денег у него нет, а если даже появляются, то в его кошеле они не задерживаются. У матери денег много, продолжал он свои рассуждения. Только вечно полупьяный отец, да недалекие старшие братцы не замечают, что через своего верного пса Бертольда его матушка давно прибрала к рукам все хозяйство королевства, а главное – наладила торговлю дорогими эльфийскими товарами с соседями.
Как этого можно не замечать, Эдгар не понимал. Да достаточно пройтись по королевскому замку, чтобы увидеть, кто в нем истинный правитель. На половине матери была чистота, ни пылинки,
Все трое вызывали у Эдгара презрение. Но если по отношению к отцу это презрение носило оттенок затаенной злой обиды, то братьев Эдгар скорее жалел. Оба были в сущности добрыми малыми, и не их вина, что отец воспитал их так, как воспитал.
Сам Эдгар был совсем другим. С рождения он жил на половине матери. Сначала, потому что был еще мал для переселения на мужскую половину, а потом – потому что отец, отвернувшись от эльфийской жены, перенес часть этого неприятия всего эльфийского и на него. И он должен был признать, что в этом ему очень повезло.
Бертольд, хотя и был очевидным подлецом, что Эдгар прекрасно осознавал, тем не менее, был хорошо образован и по приказу матери вбивал знания в юного принца. Параллельно Мелисина озаботилась и вопросом подготовки из Эдгара настоящего принца – из Эльфары был вызван непревзойденный мастер меча Ловинус, обучавший его благородному искусству фехтования, в чем юноша и преуспел настолько, что теперь считался вторым мечом пяти королевств. Первым был наследный принц Анатор из Наймюра, проигрыш которому в финале турнира до сих пор заставлял Эдгара смущенно краснеть.
Справедливости ради надо отметить, что и занятия с Бертольдом, и тренировки с мастером Ловинусом его мать предлагала посещать и своим пасынкам, сводным братьям Эдгара. Но послушав одну лекцию Бертольда по истории Неронии, Говард и Гартмунт больше на занятиях не появились. А тренировки старших братьев с эльфийским мастером меча прекратил король Эдвард. Явившись как-то раз на фехтовальную площадку, он предложил эльфу помериться силами и с треском проиграл. После этого Эдвард объявил эльфийское фехтование занятием для женщин и, пообещав, что сам научит Говарда с Гартмунтом биться по-настоящему, посещать тренировки им запретил. Правда, и сам ничему старших братьев научить так и не удосужился. В результате оба бились по-деревенски, правда, являясь при этом все равно довольно опасными противниками благодаря своей медвежьей силе, унаследованной от отца.
Так и жили в одном замке, но разными жизнями. На «мужской» половине отец и братья чередовали охоты с последующей пьянкой под запекаемого на огне вепря или оленя и в качестве «молодецкого завершения» – деревенскими девками на сеновале или с пирами в парадном, хоть и уже весьма обшарпанном зале, переходящими все в те же многодневные пьянки в компании со шлюхами из ближайшего города. Пиры обычно венчали собой завершение какой-нибудь стычки с соседями вне зависимости от ее успешности. На «женской» половине Эдгар учился, тренировался во владении мечом, пропитывался изяществом, которое во всем умела создавать его мать.