Хроники Обетованного. Осиновая корона

Пушкарева Юлия Евгеньевна

– Ни с какой, - Индрис уже приближалась к чёрным блестящим стенам Меи-Валирни. Ни ветер, ни горластая кучка ворон в садике неподалёку, казалось, нисколько не смущают её. Дом зеркальщицы Лоис чуть левее прятался в тени деревьев и живой изгороди; он был приметен из-за кошек, которых Лоис обожала. Две из её питомиц - рыжая и чёрная, слегка облезлая - дремали на пороге, под мокрым от дождя козырьком. Нитлот вспомнил, как лет тридцать назад, ещё до Великой войны, Лоис задумала с помощью заклятий и зелий научить одну из своих кошек разговаривать... О том, что случилось с бедным животным после, лучше было не вспоминать.
– Входи, достопочтенный Старший.

Меня удивляет твоё постоянство: столько лет проклинать Альена и не устать от этого.

– Я не проклинаю его, - Нитлот открыл высокую дверь, не прикасаясь к ручке.
– Просто не понимаю, почему ты так хочешь его вернуть. Переживаешь за семейное счастье Уны?

Индрис с вызовом хмыкнула.

– Почему бы и нет?

– Я серьёзно, Индрис. Без него в Обетованном куда спокойнее.

– О да. И скучнее.

Скучнее? Нитлот не понимал тех, кто не ценит успокаивающую, уютную повседневность. Повторяемость одного и того же, покой - разве не в этом подлинное счастье? Зачем все эти бури и потрясения, опасности, предательства, боль?.. Альен был зависим от боли, не мог без неё жить - и, возможно, ухитрился заразить этим добрую половину Долины.

– Последствия будут непредсказуемыми, - обречённо сказал он в спину Индрис, которая уже пружинисто шагала по коридору.

С двух сторон тянулись двери мастерских и хранилищ зеркал; у одной из них, чёрно-серебряной, стояла завешенная полотнищем заготовка. Изнутри доносились бормотание и тихий смех зеркальщиков. Индрис свернула налево, во второй, точно такой же, коридор: магия расширяла Меи-Валирни изнутри, как и почти все здания в Долине.

Нежный и грустный перебор струн наполнял следующий коридор, обитый синей тканью. За дверью, приоткрывшейся от сквозняка, Нитлот увидел ученицу-кезоррианку - тоненькую смуглую девушку - и её Мастера. Арфа, стоявшая между ними, играла сама по себе и множилась в десятке зеркал, что безмолвно слушали музыку.

– У Альена сейчас нет того могущества, которое давал ему разрыв. И он больше не якшается с тауриллиан из-за океана, - Индрис ответила, не оборачиваясь (Нитлота чуть уязвила эта небрежность), потом наспех стёрла защитный знак, начерченный на очередной двери, и незримый механизм тихо щёлкнул в замке.
– Проходи, Зануда.

– Какая-то часть этого могущества с ним навсегда. Увы. И ты представляешь, что будет с Хаосом после его возвращения? Представляешь, как всколыхнётся Сила?

– Представляю ли я?
– Индрис фыркнула, отступая на полшага. Её глаза призывно блестели в полумраке, и арфа, казалось, играет для неё одной.
– Смотри сам. По-моему, подтверждение уже есть.

Что ж, заурядное хранилище. Оно довольно глубоко в Меи-Валирни, значит - древнее. Нитлот ожидал увидеть то, что видел множество раз - тишина, ряды зеркал в пыльных рамах, витающая над ними потускневшая магия...

Но в нос ему ударил особый, сладко-гниловатый и в то же время приятный запах. Чёрные розы. Их шипы, стебли, нераскрывшиеся бутоны оплетали больше половины зеркал, составленных плотными рядами. Карабкались по стенам. Толстым коконом затянули стол в центре комнаты - так, что колбочек с зачарованными жидкостями и инструментов для работы со стеклом не было видно. Под подошвой что-то хрустнуло; Нитлот брезгливо отдёрнул ногу. Раздавленный бутон казался воплощением черноты - проглатывал свет без единого отблеска.

Будто сделан из тени.

Нитлот не знал, что сказать.

– Они появились за ночь, - вздохнула Индрис.
– Ещё вчера ничего не было.

– За ночь, -

повторил он, осторожно касаясь ближайшего стебля - его начало вилось по ножке стола и уходило куда-то в глубину помещения, к потайным углам. Гладкий и холодный наощупь, непроницаемо чёрный. Дрожь тёмной магии вокруг него была такой отчётливой, что Нитлот ощутил нечто вроде гадливости.
– Ты думаешь, что это?..

– Да, - Индрис прошла вдоль ряда зеркал и сорвала покрывало с одного из них. Оно тяжёлыми складками обрушилось на стебли; кое-где шипы сразу же прокололи ткань. Нитлот близоруко прищурился - и рассмотрел на зеркале авторское клеймо, а потом и небольшой изъян, нарушавший магический рисунок. В раме не хватало фрагмента стекла.

– Это же...

– Точно. Последний шедевр Фиенни, - за усмешкой Индрис пряталась старая боль.
– Зеркало воспоминаний. Оно хранится здесь. И розы только здесь. Чуешь запах?

– Чую, конечно, - Нитлот обошёл стол и попытался приподнять край чёрного кокона. Опрометчиво - руку ему сразу ужалил шип, и под большим пальцем выступила капля крови. Невесело.
– Запах Хаоса. Он здесь повсюду. Они выглядят, как те тени, что просочились тогда из разрыва... Из-за Альена.

– Это ли не предвестие?
– голос Индрис, тихий и серьёзный, звучал словно издалека. Нитлот смотрел на набухающую каплю, на розы, и страх всё сильнее сдавливал голову... Ох, Альен. "Магия и воля к власти".
– Он скоро вернётся, Зануда. И ты прав - никто не знает, что это может означать.

– А Уна одержима его возвращением.

– Да, - Индрис подошла, взяла его руку в свою и прижала платок к ранке.
– И именно поэтому мы не должны бросить её. Не должны.

ГЛАВА XLII

"Золотое солнце" - миншийская монета. Самая крупная и ценная золотая монета в Обетованном. Тридцать солнц - большая сумма (для сравнения: стоимость откупа раба из статуса слуги при бывшем хозяине после Восстания равнялась сорока солнцам).

См. рассказ "Превращение".

Сан - частица, используемая миншийцами в обращении к любому уважаемому мужчине - ровеснику либо младшему (вне зависимости от происхождения). До Восстания не употреблялась при обращении к рабам.

Сар-Ту, по незнанию, пренебрежительно говорит о Риарте Каннерти - как о юноше (или даже мальчике) неблагородного происхождения.

Ртаннуэ - неразбериха, сумятица (на языке Отражений).

Костеломь - одно из народных ти'аргских названий болезни, при которой в костях откладываются лишние соли. Не имеет аналогов в других языках Обетованного. Упоминается в хрониках летописца Соуша.

Одно из миншийских поверий: наступив на тень другого, можно принести ему несчастье (человек он, агх, Отражение или кто бы то ни было ещё). В эпоху до Восстания существовал специальный закон, запрещающий рабам наступать на тень своего господина.

"Холм сосен" на языке боуги.

Одно из слов, обозначающих понятие "друг" на языке Двуликих. Обычно относится к не самому близкому товарищу (например, к тому, с кем не связывает обряд братания на крови - с помощью укуса).

Король Эгервар - одиннадцатый правитель Ти'арга; завоеватель, расширивший земли королевства на юге и западе. Основатель династии, которая пресеклась лишь со смертью Тоальва Калеки в первый год Великой войны.