Хроники Порубежья

Рудис Юрий

Тут голоса преследователей раздались наверху, совсем рядом. Мужик в чёрном пальто, не тратя лишних слов, втолкнул приятелей внутрь и сам ввалился следом. После чего осторожно прикрыл дверь за собой и чиркнул зажигалкой.

— Вот тебе и бомбоубежище.

Конечно, то, что осветил слабый язычок пламени, вряд ли могло претендовать на это громкое название. Несколько шагов в ширину и несколько в длину составляли размеры забетонированного помещения, сооруженного неизвестно кем с неизвестной целью. Но думать об этом было некогда, приглушенные дверью голоса преследователей

слышались уже прямо над головой.

Иван посветил себе под ноги, и стал каблуком выколачивать кусок арматурного прута, вмерзшего в лед, которым был покрыт пол.

Митька схватил его за рукав. — Тише, ты. Услышат ведь.

Иван молча отпихнул его и, подняв прут, заложил им петли, оставшиеся от дверного засова.

— Готово. А вот теперь всем — тихо.

Какое-то время казалось, что преследователи окончательно их потеряли. Но вот на лестнице раздались уверенные шаги, и щель под дверью осветилась.

— Тут они. Больше негде.

— А что это, Толян? — спросил кто-то, и невидимый Толян пояснил. — Тут летом кафешка стояла, а эта яма у них под склад оборудована.

— Что-то больно крепко сделано, — усомнился в его словах собеседник. — А второго входа нет?

— Ну, — не стал спорить Толян. — Эта штука тут, сколько себя помню. Вояки построили, или еще кто. Не знаю. А второго входа нет. Так что если они там, то, считай, попали.

— Чего там? — вступил третий голос, в котором прозвучала начальственная нотка.

— Да тут дверь заперта, — с заметным подобострастием в голосе объяснил Толян и поспешил успокоить. — Но эти там. Без вариантов.

— Так посвети и проверь, — приказал тот же голос. — Да не под ноги свети, а на дверь. Заперта, или как? Замок, говорю, есть или нет?

— Нет, — теперь свет пробивался сбоку двери. — Нет тут никакого замка, и никогда не было. Говорю ж, изнутри заперто.

Сказав это, Толян пнул дверь, которая отозвалась коротким гулом. — Вылазь, а то хуже будет.

— Может и впрямь вылезем? — нерешительно сказал Саня. — Попинают, конечно, но ведь не убьют.

— Убьют, не убьют, — задумчиво проговорил Иван. — Мне и тут не плохо. С дверью им придется повозиться. Я вам, как специалист, скажу, с дверью нам повезло. Арматурина, опять же, в петлях плотно сидит. А там, глядишь, прохожие услышат.

— Никто никого тут не услышит, — Митька нашел где-то в углу старую газету и теперь пытался поджечь её, но спички ему попались какие-то негодные и только шипели. — В такое время какой дурак сюда сунется? А до утра они или дверь выломают, или сами дуба врежем. Ночью обещали двадцать пять градусов.

— Держи, — протянул ему мужик зажигалку. — Предлагаешь выйти?

— Куда торопиться? — уклончиво ответил Митька, поджигая свернутую в трубку газету.

— Во! — радостно закричал снаружи неугомонный Толян. — Ну, точно, как я говорил, там они. Жгут чего-то. Дымом-то как запахло.

— Брысь, — сказал начальственный голос и Толян затих.

— Эй, в танке!

— Ну, слышим, — ответил мужик, поглядывая, как Митька тихо движется вдоль стены, с бумажным факелом

в руке.

— Вылазьте, — посоветовал голос. — А нет, обложим ветками, бензину плеснём, и привет.

— Это серьёзно, — сказал Акимушкин. — Гореть тут нечему, а вот в дыму долго не высидим. И что теперь делать?

— Делать нам особо нечего, — сказал мужик в чёрном пальто. — Остается народная дипломатия. Предлагаю нанести ихнему вождю словесное оскорбление, от которого он потеряет самообладание и совершит роковую ошибку.

— Наноси, дядя. Хуже не будет.

Саня, чувствуя себя героем Санта-Барбары, самым завалящим, из тех, которые редко доживают даже до конца текущей серии, изо всех сил пытался не утратить последние крохи самообладания.

— Пусть жгут, есть шанс, что огонь кто-нибудь увидит.

— Всякие бывают чудеса. Меня, кстати, Иван зовут. Иван Иванович Ермощенко, кузнец. То есть, натуральный кузнец, при молоте и наковальне. Ну, дома у меня кузня и прочие хахаряшки. Раритет, короче.

— Меня Саня, — сказал Саня, горячо пожимая мозолистую руку натурального кузнеца. — Александр Петрович Тимофеев, студент.

— А я Акимушкин Дмитрий, менеджер по продажам. Продавец, в общем, пылесосов фирмы Сименс.

— Это в салоне, что ли, фирменном трудишься, на углу Нахичеванской и Красных Воздухоплавателей?

— Точно, — подтвердил Митька, который, как Саня успел заметить, был не в восторге от своего социального статуса. — После дембиля, ну, вот и…

— А чего, — проявил тактичность Иван. — Тоже дело. Тепло, светло. Стоишь себе, такой весь продвинутый комсомолец, на груди табличка…

— Давай уж, Иван Иванович, приступай к народной дипломатии.

— Сейчас, — натуральный кузнец глубоко вздохнул, набирая в грудь побольше воздуха.

После первых его слов, за дверью наступила мёртвая тишина, которая не прерывалась, пока не прозвучали последние аккорды. Иван в сильных и образных выражениях охарактеризовал, как водится, самих осаждающих, их ближайших родственников, подробно остановился на медицинских аспектах происхождения всех вместе и каждого в отдельности. Предсказал их дальнейшую печальную судьбу, акцентировав внимание на некоторых её пикантных подробностях, и вообще, поведал много еще чего интересного. Лишь один раз, в самом патетическом месте, за дверью раздалось истерическое хихиканье, тут же заглушенное звонким звуком затрещины, прозвучавшим резко, как пистолетный выстрел.

После того как отзвучали раскаты этого шедевра ораторского искусства, у Сани никаких иллюзий относительно ожидавшей их участи уже не оставалось.

— Ладно, уроды — сказали за дверью. — Пошутили? Посмеемся.

И снаружи началась какая-то нездоровая суета.

— Ветками обкладывают, — наконец определил Иван. — Гаси огонь. Скоро тут и без того будет дышать нечем.

Но Митька огонь гасить не собирался, а наоборот, скрутил еще один бумажный жгут и, запалив его от первого, почти догоревшего, поднял над головой, рассматривая что-то под самым потолком. — Саня, смотри, надпись такая же, как в баре.