Хроники провинциальной инквизиции. Медная бабушка
Шрифт:
– Вообще-то, это ее постамент. Она здесь раньше стояла, - пояснил Роман, торопливо помогая подсоединить трубку к баллону.
– Что ж, у мадам резонный повод для возмущения.
– Рико нажал кнопку, выпуская искрящую дугу, и недовольно поморщился, заметив какой слабой и неровной она стала, - И нам лучше - с такими эмоциями ее величество быстрее разогреется до точки плавления. За ней!
Они мчались по бульвару - впереди Янка, следом разъяренная бронзовая императрица, а позади Роман и Рико. Краем глаза Роман успел заметить, что за ними осторожной трусцой поспешает шеф. Роман мимолетно удивился - надо же, не сбежал, - но потом ему сразу
Янка выскочила на широкий перекресток, повернулась навстречу настигающей Екатерине и принялась медленно пятиться, пока не уперлась спиной в высокий пьедестал старого победного «Т-34». Увидев, что оскорбительнице бежать некуда, статуя в третий раз взревела - теперь уже торжествующе.
Роман ясно видел лицо Янки. Страха на этом лице не было, оно было торжественным и строгим. И так же торжественно и строго Янка показала статуе язык.
И тогда неподвижная рука медной бабушки вдруг шевельнулась, пять бронзовых пальцев распрямились с металлическим скрежетом и хищно потянулись к девушке... Струя искристого огня вонзилась в запястье императрицы, восторженно вопящий Рико повел своим аппаратом, взрезая плавящуюся бронзу... И вдруг ослепительный фейерверк огненной дуги, дернулся и... погас. Аппарат тихо шипел в руках Рико, время от времени выбрасывая коротенькие, безобидные язычки пламени.
Мертвая хватка бронзовых пальцев сомкнулась вокруг груди девушки.
– Ты не можешь! Не смиешь!
– отчаянно кричала Янка. Она бессильно билась в кольце медных пальцев, окрашивая металл кровью из разбитых кулачков.
Роман поднырнул императрице под локоть, и одним быстрым движением выдернул причину всех несчастий - старый желтый конверт - из руки Янки. И прыгнул в сторону.
– Эй, бабка бронзовая, стихотворение у меня!
Но императрице уже было не до стихотворения, теперь у нее с Янкой были личные счеты. Бронзовый кулак продолжал сжиматься, Янка страшно закричала.
И тогда Роман сделал единственное, что оставалось. Он выхватил из кармана зажигалку. Язычок синего пламени лизнул угол старого пожелтевшего конверта и тот занялся враз, весело, как вспыхивают свечи на именинном торте. Роман изо всех сил старался не думать о корчащихся в огне бесценных строчках. Он лишь смотрел как черное кружево горелой бумаги бессильно опадает на мокрый асфальт.
Послышался долгий протяжный вздох, так вздыхает при первом толчке раскачиваемый медный колокол, и наступила тишина. Статуя стояла абсолютно неподвижно, как и положено любой уважающей себя медной статуе. От своих собратьев она сейчас отличалась одним - в крепко сжатом кулаке ее вытянутой руки, бессильно свесив голову, болталась пепельноволосая девушка.
– Ignis locutum, causa finita*.
– пробормотал Рико и сел прямо на асфальт, устало привалившись к еще теплому боку медной бабушки.
Тело Янки пронзила длинная дрожь... и она судорожно закашлялась. Обтерла рот, а потом горестно оглядела оставшуюся на ладони полоску крови:
– Здаеться, у мэнэ ребро сломано. А може и два.
– Янка взбрыкнула ногами, пытаясь вывинтиться из императорского кулака, подергала статую за намертво застывшие пальцы.
– Да помогите ж выбраться, панове!
– Извини, mon cherie, ничего не получится!
– злорадно сообщил Рико, - Монаршая длань - это серьезно. Сидеть тебе у ее величества в кулаке, пока полковник чистильщиков не пришлет. Тогда, может, выпилят. Или так увезут.
– Рико принялся набивать номер на мобилке, - Все кончено, надо прибрать.
–
– Что?
– будто раненый бизон взревел у Романа над ухом. Его рванули за локоть и пухлые пальцы принялись бесцеремонно ощупывать его карманы, - Этого не может быть! Нет! Только не это! Вы не могли..! Где стихотворение? Где конверт?
Глядя в налитое кровью лицо шефа Роман виновато развел руками и посмотрел на асфальт, где у его ног валялись обгоревшие клочки. Отчаянно взвыв, шеф рухнул на колени и принялся лихорадочно перебирать жалкие останки своего блистательного будущего, но они лишь рассыпались в его руках черным пеплом.
– Вы его сожгли!
– Но вы же сами сказали, что он вам не нужен!
– пробормотал Роман. Сегодня старая площадь слыхала много страшных криков, но вопль, исторгнутый из шефовой груди, пожалуй, превосходил все.
– Сожгли! Вы!
– прянув с колен, шеф подскочил к Роману и вцепился ему в горло.
– Так что же, пусть бы эта нечисть раздавила девушку?
– с трудом оторвав от своего горла неожиданно цепкие пальцы, Роман отбросил шефа прочь.
– Да хоть десять, хоть сто девушек!
– брызгая слюной, шеф надвигался на Романа, - Я доверил вам творение гения!
– похоже, шеф уже успел напрочь позабыть как лихорадочно спешил отвязаться от этого самого творения, - Вы должны, вы обязаны были сберечь его! Из-за вас все мои надежды - в пыль! В черный пепел! Вы-ы!
– шеф потряс кулаками перед лицом Романа.
– Я вас... уничтожу! Из университета - вон! Грант ваш американский - другому! Найдем как! Диссертация вам? Вот вам диссертация!
– и под нос Роману ткнулась пухлая фига, - Сортиры мыть будете! Вы-ы!
– шеф еще раз потряс у Романа перед носом кулаками и пошатываясь, побрел по бульвару, - Вся жизнь, вся жизнь - пепел! Уничтожу!
– рыдающе донеслось до них и стихло.
– Что, может?
– сочувственно поинтересовался Рико.
– Обязательно!
– с полной уверенностью кивнул Роман и вот тут ноги перестали его держать. Они просто предательски подломились в коленях, Роман плюхнулся рядом с Рико и уткнулся лицом в ладони.
– Кстати, хотел поинтересоваться, юноша: как вы догадались, что за памятником этого вашего Яворницкого можно отсидеться?
– Рико говорил фальшиво-бодрым тоном, каким обычно говорят с безнадежно больными.
– Когда в 24-м году ее, - Роман похлопал статую по медному бедру, - сбросили с пьедестала, настоящий, живой Яворницкий ее спрятал.
– Как мило! А если бы бронзовая мадам оказалась неблагодарной - меня бы уже давно расплющило?
– Но ведь не оказалась же. В конце концов, Яворницкий из-за нее жизнью рисковал. Лучше бы он ее своими руками в печку затолкал! И откуда она взялась на наши головы?
– Откуда все они берутся, - небрежно пожал плечами Рико, - Феномен оживления статуй давно известен, вспомните хотя бы Галатею.
– Галатея людей в лепешку не давила!
– Да что вы, юноша, эта барышня половину Афин разнесла, пока ее пращами не раздробили. Скульптора потом родственники убитых на части разорвали, и воля ваша, я не могу их слишком осуждать. Думать все же надо, когда третий элемент добавляешь.