Хроники Расколотого королевства
Шрифт:
— Пресвятые Почтенные, Пертеллис, — произнес Червонец. — Я уж боялся, ты чего-нибудь ляпнешь прямо перед ним.
Хопвуд Пертеллис непонимающе моргнул из-под очков.
— Перед кем?
— Перед шпионом герцога. Зуб даю, это был он. Куда катится мир, если уже на реке нельзя поговорить спокойно? Он пришел вчера и сказал, что прибыл из далекого университетского городка и хочет познакомиться с местной интеллигенцией, которой «небезразлична судьба несчастного народа».
— Могло же так и быть? — сказал Пертеллис простодушно.
— Могло бы, да не было, — сказала
— Кто-то что-то ему сказал? — спросил Пертеллис.
Червонец переглянулся с мисс Кайтли, а та опустила тяжелые веки и бросила взгляд на Пертеллиса. Червонец переглянулся с несколькими посетителями, которые слегка кивали ему в ответ или поднимали брови, и снова обратился к Пертеллису, сложив руки.
— А почему это так тебя интересует?
— Прошу прощения?
— Пертеллис, скажи честно, это ты прячешь печатный станок?
Пертеллис не донес чашку с кофе до рта. Дрожащей рукой он поставил ее на стол.
— Пресвятые Почтенные. Ну и вопрос. А что, если я?
Червонец поднял руки и заложил за голову, пристально глядя в глаза Пертеллису. В кофейне стало так тихо, что было слышно, как Червонец хрустит пальцами. Затем он уронил руки вдоль тела и сказал:
— Я знал, что это ты. Твой почерк. Пертеллис, во имя Свистопляса, защитника сумасбродов, почему ты нам ничего не сказал? Мы бы вправили тебе мозги. Ты натравишь на нас Книжников!
Червонец обвел злобным взглядом помещение, пресекая возможные возражения. Каждый завсегдатай «Приюта Лорел» был готов к тому, что, если его бумаги обыщут, там найдут доказательства его оппозиционных взглядов и арестуют его как радикала. Пускай их мнения по отдельным вопросам расходились, все они разделяли страстную убежденность в том, что мир устроен несправедливо и должен измениться. И никто не боялся ответить за свои убеждения.
— Что ж, — произнес Пертеллис вдумчиво. — А что, если это не я?
— Пертеллис, — растерянно сказал Червонец. — Все уверены, что это ты. С твоей-то страстью к обличению пороков. И твоей школой. У большинства из нас есть «На неравенство людей перед законом», переписанное твоими учениками.
— Да, признаю, — застенчиво улыбнулся Пертеллис. — Большинство детишек сносно владеет пером.
— Пером они владеют, да только умом не владеют! Пертеллис, они ведь пишут за тобой каждое слово. В конце моего экземпляра написано: «Ох ты. Класс, вольно. Дети, выходим из мельницы».
— Это верно, верно… Печатный станок избавляет от таких оплошностей и здорово экономит время. Я так понимаю, вы твердо решили, что это я его прячу? Что ж, пусть будет так, мнение большинства — закон. Или, по-вашему, я должен стыдиться? Стыдиться, что зажигаю людские сердца, как молния — трухлявое дерево? Нет, мне не стыдно. Прошлой зимой из-за новых налогов народ голодал, и все ради того, чтобы герцог построил «шпили процветания». А этой зимой невинным людям придется жить на улицах, потому что герцогу взбрело в голову снести их дома. Стоит ли протестовать против такого произвола? По-моему, стоит!
Червонец раздраженно хрюкнул и, отойдя к своему столу, принялся так яростно раскуривать трубку, что вскоре полностью исчез в клубах дыма. В «Приюте Лорел» не было окон, из уважения к налогу на окна, но свет проникал через сотни отверстий, просверленных в досках. Лучи шпагами пронзали дымовую завесу.
Мисс Кайтли подала Пертеллису его трубку.
— Вы очень упрямы, — сказала она тихо.
— Я нажил себе врага? — спросил он так же тихо.
— Нет. Слишком преданного друга. Он беспокоится, что ваше прямодушие доведет вас до виселицы.
Пертеллис задумчиво раскурил трубку, а затем спросил у хозяйки:
— Скажите, а тот подозрительный посетитель… Он ведь такой не один? Много у вас побывало шпионов герцога с тех пор, как меня арестовали в прошлом месяце?
— Не пускать их я не могу.
— Понимаю. Мне и в голову не пришло, что власти, не найдя доказательств моей вины, станут следить за моими друзьями. Теперь из-за меня люди в опасности. — Пертеллис подпер щеку рукой и продолжил, не глядя в глаза мисс Кайтли: — Попробую найти помещение для работы, тогда не нужно будет приходить сюда… Может, братья Винновинги мне помогут.
— У меня большие запасы печенья с коньяком, которое вы любите, — сказала мисс Кайтли нарочито спокойным тоном. — Кроме вас, его почти никто не ест, из-за горького привкуса. Так что я понесу убытки, если вы перестанете сюда приходить. Мне придется нелегко, мистер Пертеллис.
Пертеллис хотел что-то ответить, но закашлялся.
— Что самое забавное, — заметил он, — мне иногда кажется, я бы давно забросил школу, но дети так хотят учиться. Они меня просто не отпускают — я даже не знаю, на какой улице они остановят меня и потащат куда-то, чтобы я дал им урок. Я сотню раз объяснял им, как это опасно, но у них такая тяга к знаниям! Никто из них не может позволить себе платные школы Книжников. А если бы даже могли, чему бы их там научили? Как исполнять законы и быть послушными рабами, не задавая вопросов? Поэтому моя школа живет. И растет. Каждый месяц появляются новые лица. Вот даже сегодня я увидел одну новую девочку. Она шла за мной по улице. Наверное, услышала от друзей. Она не осмелилась заговорить со мной. Но я уверен, что еще увижу ее. У нее был такой голодный взгляд…
Если бы Пертеллис услышал все бранные слова, которые Мошка успела выучить за свою жизнь, он, возможно, не стал бы так восхищаться ее тягой к знаниям. Собственно, как раз сейчас она цедила эти слова по очереди. Ватага ребят заметила, что Мошка висит на перилах плавучей кофейни, и бросилась вслед по берегу, крича во всю глотку, чтобы кто-нибудь снял негодницу. Наконец их крики были услышаны, из кофейни вышел краснолицый мужчина и, увидев Мошку, сказал:
— Это еще что? Тебе тут не место. А ну прыгай отсюда!