Хроники Средиземья
Шрифт:
Сэм и Пин, отбежав налево, исчезли в ложбинке неподалеку от обочины. Фродо помедлил: любопытство или какое-то другое чувство мешало ему спрятаться. Стук копыт приближался. Он едва успел юркнуть в густую траву за деревом у дороги и выставил голову поверх толстого корня.
Из-за поворота показался черный конь, не хоббитским пони чета; а на нем — высокий всадник, ссутуленный в седле. Из-под широкого черного плаща виднелись только стремена да сапоги с длинными шпорами. Лицо его скрывал капюшон.
Конь поравнялся с деревом, за которым лежал Фродо, и замер. Недвижим был и всадник: он словно прислушивался. Сиплое сопенье донеслось до Фродо, и голова всадника повернулась направо, потом налево. Казалось, он ловил нюхом какой-то чуть слышный запах.
Внезапный и безрассудный ужас охватил Фродо: его видно, его сейчас найдут… и неожиданно ему вспомнилось Кольцо.
Фродо подполз к обочине и глядел всаднику вслед, пока тот не исчез в сумеречной дали. Далеко-далеко черный конь свернул направо, в придорожную рощицу.
— Что-то это странновато, чтоб не сказать: страшновато, — пробормотал Фродо, направляясь к своим спутникам.
Пин и Сэм лежали в траве пластом и ничего не видели; он рассказал им про непонятного всадника.
— Не знаю уж почему, но я был уверен, что он меня ищет, вынюхивает. И как-то мне очень не хотелось ему попасться. Странно все это: в Хоббитании никогда таких не бывало.
— Какое вообще до нас дело Большому Народу? — проворчал Пин. — И чего это он сюда приперся? Чего ему здесь надо?
— Да тут люди бывают, — сказал Фродо. — Кажется, в Южном уделе случилась какая-то передряга с бестолковыми Громадинами. Но про этаких всадников разговору не было. Не знаю, откуда он взялся.
— Прошу прощенья, — вмешался вдруг Сэм. — Я знаю откуда. Из Норгорда этот черный всадник, ежели только он здесь один-единственный. И знаю даже, куда он путь держит.
— То есть как? — сурово спросил Фродо, метнув на Сэма изумленный взгляд. — Знаешь — и не сказал?
— Да я только сейчас вспомнил, простите, сударь, великодушно. Оно ведь как было: я давеча к моему старику с ключами, а он мне и говорит: «Вот тебе раз, — говорит, — а я-то, дурак, думал, что ты уехал с господином Фродо нынче поутру. Тут, понимаешь, приставал один: куда, говорит, делся Торбинс из Торбы-на-Круче? А куда ему деться, уехал, и все тут. Я и послал его в Кроличью Балку, но он мне, понимаешь ли, здорово не понравился. Уехал, говорю, уехал господин Торбинс и обратно не будет. Так он на меня, представляешь, зашипел ровно змей». — «А он из каких был-то?» — это я у отца спрашиваю. «Да кто его знает, — говорит, — только уж точно не хоббит. Высокий такой и черный, наклонился надо мной и сопит. Небось дальний, из Большого Народа. Выговор такой шепелявый». Особо-то мне было некогда отца расспрашивать, вы же меня ждали; ну а потом позабыл вам сказать. Да и старик мой подслеповат, а этот когда подъехал, уже стемнело. Отец ведь все вроде правильно сказал, а что я не вспомнил, так подумаешь, чего особенного, правда, сударь?
— Да старик-то, что с него взять? — отозвался Фродо. — Я и сам слышал, как он говорил с чужаком, который про меня расспрашивал; даже собрался было пойти узнать у него, в чем дело. Жаль, не пошел, и досадно, что ты мне раньше не сказал. Нам бы надо поосторожнее.
— А может, это вовсе и не тот всадник, — вмешался Пин. — Вышли мы тайком, шли без шума, не мог он нас выследить.
— А сопел да вынюхивал, как и тот, — сказал Сэм. — И тоже весь черный.
— Зря мы Гэндальфа не дождались, — пробормотал Фродо. — А может, и не зря, трудно сказать.
— Так ты про всадника-то про этого что-нибудь знаешь? Или просто догадки строишь? — спросил у Фродо Пин, расслышавший его бормотание.
— Ничего я толком не знаю, а гадать боюсь, — задумчиво ответил Фродо.
— Ну, твое дело, милый родственничек! Пожалуйста, держи про себя свои секреты, только дальше-то как будем? Я бы не прочь передохнуть-поужинать, но лучше возьмем-ка ноги в руки. А то мне что-то не по себе — от ваших россказней про нюхающих всадников.
— Да, нам лучше не задерживаться, — сказал Фродо. — И давайте не по дороге, а то вдруг этот всадник вернется или другой объявится. Прибавим шагу: до Заячьих Холмов еще идти да идти.
Длинные тени деревьев протянулись по траве, провожая снова пустившихся в путь хоббитов. Теперь они держались сажен за десять от дороги и шли очень и очень скрытно. Не так-то это было легко: дерновина, кочки, неровная почва, да и деревья то и дело скоплялись в перелески.
Между
— Туда и пойдем, — сказал Фродо.
Невдалеке от перепутья они набрели на огромное дуплистое дерево, еще живое, поросшее пучками тоненьких веточек вокруг темных ран от давно обломившихся сучьев. В дупло можно было залезть через широкую щель, невидимую с дороги. Они и залезли, уселись на палой листве и гнилых щепках. Отдохнули и перекусили за тихой беседой, время от времени настораживая уши.
Когда они снова выбрались на дорожку, уже смеркалось. Западный ветерок, вздыхая, перебирал ветви. Листья перешептывались. Дорогу их мягко и медленно поглотил сумрак. На угрюмом востоке высоко над деревьями засветилась звезда. Они шли рядышком, нога в ногу, чтоб не падать духом. Зажглись другие звезды, крупные и яркие, хоббиты перестали беспокоиться и больше не прислушивались к цокоту копыт. Они даже замурлыкали, по хоббитскому обыкновению: хоббиты мурлычут, возвращаясь домой ночью. Обычно они мурлычут-напевают приглашение к ужину или постельную песню; но эти хоббиты затянули походную песню (конечно же, приглашающую, кроме всего прочего, к ужину и спатеньки). Слова сочинил Бильбо Торбинс, а напев был древнее здешних гор, и Фродо научился ему, гуляя с Бильбо по Ручьевой долине и беседуя о Приключениях. Слова такие:
Еще не выстыл сонный дом, Еще камин пылает в нем, А мы торопимся уйти И, может, встретим на пути Невиданные никогда Селенья, горы, города. Пусть травы дремлют до утра — Нам на рассвете в путь пора! Зовут на отдых вечера — Не зазовут: не та пора! Поляна, холм, усадьба, сад Безмолвно ускользнут назад; Нам только б на часок прилечь, И дальше в путь, до новых встреч! Быть может, нас в походе ждет Подземный путь, волшебный взлет. Сегодня мимо мы пройдем, Но завтра снова их найдем, Чтоб облететь весь мир земной Вдогон за солнцем и луной! Наш дом уснул, но мир не ждет — Зовет дорога нас вперед: Пока не выцвела луна. Нам тьма ночная не страшна! Но мир уснул, и ждет нас дом, Вернемся и камин зажжем: Туман, и мгла, и мрак, и ночь Уходят прочь, уходят прочь!.. Светло, и ужин на столе — Заслуженный уют в тепле.