Хроники странного королевства. Двойной след (Дилогия)
Шрифт:
– А разве может быть страшно? А, ты про свои сны?
Кантор кивнул, повертел в руках пустую рюмку и отставил подальше.
– Жак, а тебе никогда не снится?.. – Он не договорил, что именно, но шут его понял.
– Почти никогда. Изредка, как вспомню, задумаюсь… Той зимой, после Мафеева сна, часто виделось, потом перестало. Теперь опять начало. Хотя, если напиться… вусмерть… проваливаешься, как в яму, и никаких снов… А тебе не помогает?
Кантор махнул рукой:
– Спьяну или там с фанги мне еще хуже гадости
– Выходит, ты всю жизнь так мучаешься и никакого способа избавиться нет? – ужаснулся Жак, и даже подался весь вперед от сочувствия, многократно усиленного выпитым самогоном.
– Есть. Нашел недавно.
– Какой?
– Ольга.
– Круто, – засмеялся Жак. – В сто раз приятнее, чем самогон… – Он покосился на спящего Мафея и сочувственно вздохнул: – Вот бы еще ему что-то придумать от этих вещих снов, каждый раз бедный мальчишка изводится… Он тебе не рассказал, что ему в этот раз привиделось?
– Нет. Битва какая-то, и якобы в ней товарищ Пассионарио непонятно отчего «упал и закричал». Как обычно в Мафеевых снах, «было очень страшно и много крови».
– Фигня какая-то… – озадаченно вытаращился Жак. – У него же кольчуга пуленепробиваемая! Куда он ее дел в таком случае?
– Куда, куда… Твоя тогда весной где была?
– Терезе отдал. Но он-то свою кому дать может? Она же не налезет ни на кого!
– Да насколько я его знаю, он запросто способен о ней забыть и полезть под пули без кольчуги. А может, она ему колдовать мешает. Кстати, давно хотел спросить, откуда они у вас, кольчуги эти?
– Они, собственно, обе его. Где он их берет, я не спрашивал, наверное, папа-эльф снабжает. А ко мне одна попала простым путем. Когда его повязали, отобрали все, что при нем было, кольчугу эту приволокли в Кастель Милагро, исследовать – заметили, что она пуленепробиваемая. Я ее упер. Точно тебе говорю, она даже мне тесновата, а на кого еще налезть может – не представляю. На Мафея разве что, он тоже такой… миниатюрный, только ростом повыше.
– И Плакса такой же, – проворчал Кантор. – Это что, какая-то эльфийская особенность?
– Ага. Я уже привык, что он ревет по любому поводу, и не обращаю внимания. Кстати, если причина не особо серьезная, то его очень легко утешить, достаточно чем-то отвлечь, перевести разговор на другую тему и хорошенько пошутить. Через минуту будет смеяться.
– А если серьезная?
– Тогда пропало дело. Последний раз, когда ему король приснился, он две луны прорыдал. Только успокоился и вот опять… Кстати, давно хотел тебя спросить, чего ты вечно на короля дуешься? Что он тебе сделал?
– Я на него не дуюсь, – неохотно ответил Кантор. – Тебе кажется. Я его уважаю и очень за него рад, хотя так и не могу до сих пор понять, что же такое с ним случилось, что он вдруг взял и влюбился. Столько лет не мог, а тут на тебе…
Жак рассмеялся и одним глотком допил свою кружку.
– Да
– Что именно? – уточнил Кантор, наблюдая, как взлохмаченная голова шута упорно клонится к столу.
– Что не мог и вообще… – промямлил шут и примостил локоть под щеку. Последний глоток, по-видимому, был действительно последним и привел беднягу в состояние полной готовности.
– А на самом деле? – поторопился с расспросами Кантор, опасаясь, что Жак сейчас заснет и рассказать ничего не успеет, а когда проспится, вспомнит, что личная жизнь короля – государственная тайна.
– Да все он мог, только не признавался… – раскрыл государственную тайну упившийся придворный. – Боялся достоинство свое королевское уронить…
Добиться от Жака более подробного разъяснения не удалось – шут промямлил еще что-то не вполне связное и уснул, оставив Кантора в полном одиночестве в полутемной гостиной. Ни во дворец вернуться, ни поговорить с кем-нибудь, ни выпить, поскольку все выпито… даже сигареты, и те кончились! Не будить же этих страдальцев, опять ведь хныкать начнут… Твою мать, половина четвертого утра! Чем заняться? Подумать, что еще можно сделать, чтобы этому болтуну помочь? Или попытаться тоже отдохнуть?
Размышления Кантора прервал стук в парадную дверь, и он бросился открывать, на ходу соображая, что, видимо, это пришла с работы Тереза и что именно ему, как единственному живому в этом доме, предстоит объяснять состояние гостиной и ее хозяина.
Однако мистралиец ошибся. За дверью, вцепившись в перила крыльца, стоял лично его высочество принц-бастард Элмар, причем с таким лицом, что его с первого же взгляда стало жалко.
– Привет, – сочувственно произнес Кантор, решив, что «доброе утро» прозвучит как издевательство. – Заходи. Жак спит, но если…
– Привет… – прохрипел принц-бастард и шагнул через порог. Тяжело и медленно, словно этот шаг стоил ему невероятных усилий. Кантор вспомнил, как у первого паладина протекает похмелье, и предложил:
– Если все так плохо, я разбужу Жака и попрошу что-нибудь тебе на опохмел…
– Смотреть на нее, проклятую, не могу… – поморщился Элмар и сделал еще шаг. Его лицо при этом перекосилось так, что Жак бы непременно испугался, увидев этот кривой оскал, а Кантор не на шутку встревожился. С обычного похмелья отважного героя так не корежило… что же с ним случилось?
Как бы подтверждая его опасения, Элмар сделал еще один шаг, обвел взглядом комнату, тихо выругался и опустился на колени. Затем, прежде чем Кантор успел подскочить и как-то помочь, с глухим стоном рухнул плашмя, не сгибаясь, как падает палка или доска.
– Твою мать, Элмар! – вскричал Кантор, быстро приседая рядом и пытаясь ощупать поверженного героя. – Что ж ты молчал! Ты что, ранен? Что случилось?
– Не трогай! – предостерегающе рыкнул тот, не шевелясь. – Все нормально!