Хроники Тридевятого
Шрифт:
– Ч-ч-чрезвычайно интересно и поучительно, как и всё, что ты рассказываешь. Давно хотел тебя спросить: сколько языков ты знаешь? Как тебе удалось их освоить?
Кот очень гордился знанием иностранных языков. Он приосанился и начал с явным удовольствием:
– Это долгая история. Когда я был молод и наивен, то знал кроме родного кошачьего и нескольких звериных диалектов только один человеческий язык – итальянский. Да-да, не удивляйся. Это родной язык потрясающего человека-полиглота, который когда-то давным-давно был моим хозяином и другом. Я говорю о кардинале Меццофанти*. Джузеппе Гаспаро Меццофанти жил в
Одним из любимых языков кардинала был русский. Благодаря своей мелодичности и своеобразию полюбился этот язык и мне.
В отличие от хозяина, который никогда не выезжал из Италии, я время от времени покидал уютную Ватиканскую библиотеку и отправлялся в дальние странствия. Из каждого путешествия я возвращался в Рим и с радостью пересказывал новые сказки, притчи, истории своему дорогому Джузеппе. Он ласково почёсывал меня за ухом, сытно кормил и внимательно слушал. Через некоторое время я снова отправлялся в путь – меня манила дорога.
Эта самая дорога привела меня однажды в Тибет. Там я встретился с одной хорошо знакомой тебе дамой. Я говорю о Василисе Премудрой. Она предложила мне место своего компаньона. Я обещал обдумать предложение. Василиса меня не торопила. В те времена из Тридевятого царства-государства в Тибет выходил один из порталов, но было это давно. В наши дни, как утверждает Василиса Премудрая, путь теперь запечатан. Однако, жизнь переменчива и, возможно, Тибетский проход когда-нибудь активируется вновь.
К сожалению, в реальном мире людской век недолог. Как это ни прискорбно, но настал день, когда лучшего из людей и умнейшего из кардиналов не стало на свете. С тех пор я навсегда покинул Рим и решил осесть в Тридевятом, поселившись неподалёку от имения Василисы Премудрой. Именно она привела меня сюда через древний тибетский портал. Я был бы не прочь…
Кот почесал задней лапой за левым ухом и задумался. Гусляр не торопил рассказчика, ждал.
Вскоре Кот спохватился:
– Ах, да! Кардинал Меццофанти, мудрейший из людей… Я часто вспоминаю монсеньёра. Мне думается: Джузеппе был счастливым человеком. По крайней мере, он сам считал себя таковым и кошек любил. Искренне.
Гусляр воскликнул:
– Э-э-т-то удивительно! Почему ты раньше не рассказывал о кардинале Меццофанти?! Я обязательно включу статью о нём в книгу рецептов счастья. Так и напишу: путь изучения языков – путь счастья…
Кот возразил:
– Ты упрощаешь, друг мой. Извини – не хотел заниматься критиканством подобно нашему дорогому Шуту. Всё же, позволь, я кое-что поясню. Монсеньёр изучал иностранные языки не только из интереса. Во время Наполеоновских войн кардинал постоянно посещал военные госпитали. Он получил должность исповедника иностранцев. В Риме и других католических городах эти обязанности обычно возлагались на целую группу священников, но кардинал справлялся один. Он много работал и никогда не брал вознаграждения за свой труд переводчика. Этот святой человек довольствовался малым. Монсеньёр часто говорил: «Если получил божий дар, лучшее, что ты можешь сделать – использовать его на благо людей».
Кот замолк и с изумлением осмотрелся. С восточной стороны, над потемневшим морем, небо стало фиолетово-розовым. В городе, на противоположной стороне реки, зажглись первые огни. Лишь на западе всё ещё светило солнце, но оно наполовину скрылось за вершинами гор. Его неровные лучи причудливо освещали городские крыши с замысловатыми башенками-голубятнями.
Кот и Гусляр помолчали, любуясь осенним закатом. Как ни странно, романтичный поэт первым вернулся к реальности:
– В-в-вот это да! День прошёл, а я и не заметил – даже пообедать сегодня забыл! Где же Шут? Ужинать пора.
Вскоре вернулся Шут, довольный, умиротворённый. Он улыбался и напевал себе под нос: «Туда девять жизней, та-та-та-та-та…»
– Н-н-наконец-то! – обрадовался Гусляр.
– Долго же ты гулял! Придумал что-нибудь?
– Эврика! – Давайте, друзья мои, начнём выпускать журнал. Откроем издательство, типографию. В журнале будет всё: и сказки, и стихи, и исторические очерки, и рецепты счастья, и галерея портретов (это я беру на себя), и репортажи о царских мероприятиях, и многое другое. Надо подумать, что именно. При типографии хорошо бы устроить мини-музей с коллекцией артефактов. В качестве первого музейного экспоната могу предложить Натюрморт с Шутовским колпаком. Что скажете?
Кот одобрил:
– Отличная идея! Но нам нужно помещение!
Шут, хитро улыбаясь, показал рукой на Царский дворец:
– Есть у меня одна мысль. Поговорю с царём. Пусть выделит нам пару залов.
Гусляр засомневался:
– Т-т-ты уверен, что он согласится?
– Обязательно согласится! Я подход к нему знаю. Не зря же почти год царским шутом служу.
Издалека послышался звук горна.
Шут встрепенулся:
– Вот. Возвращаются с полумарафона. Подождите минуточку – я сейчас. Заодно узнаю, кто победил в состязании.
Глядя вслед Шуту, который отправился встречать царскую свиту, Гусляр сказал с восхищением:
– А-а-а в-в-ведь может, когда хочет!
– М-да, твоя правда. В народе поговаривают: наш Ошин-младший – весьма ловкий малый. Весь в своего прадедушку. Вообще-то, в Тридевятом шуты всегда были умнее правителей. Впрочем, это не удивительно, когда цари из Иванов-дураков, – промурлыкал Кот.
– Шут – умнейший и благороднейший человек! – воскликнул с жаром поэт.
– О! Я нисколько не умаляю достоинств твоего друга, а скорее критикую правительство. Заметь, весьма мягко, – усмехнулся Кот Учёный.
Царь Иван Иваныч в самом деле происходил из Иванов-дураков. Он был незлобив и жизнерадостен, хотя порой проявлял неожиданное упрямство. Больше всего на свете Иван любил устраивать всевозможные соревнования и конкурсы. Пристрастие государя к подобным мероприятиям Шут успешно использовал, когда желал добиться своих целей. Всё получилось и на этот раз.
Ошин-младший вернулся, довольный собой, и сообщил:
– Под наш проект пообещали выделить восточное крыло дворца. Сбор материалов начнём с понедельника. На вторник царь назначил мне аудиенцию – будем обсуждать детали.