Хроники заблудившегося трамвая
Шрифт:
— Ничего себе роскошь! — всплеснула руками Ри. — И как ты?..
— Договорился, что сыграю здесь через неделю.
Ри тихонько присвистнула.
— А ты почему не уехала?
Она сперва хотела сказать: «А это не твоё собачье дело!» — но после сидра ей захотелось пооткровенничать.
— Не знаю даже. Просто чувствую, что здесь я — на своём месте. С тех пор, как всё случилось, и я стала амулеты делать, в моей жизни всё встало на свои места. Как будто я только для этого и была рождена, понимаешь?
Дан кивнул, мол, всё так.
— И
Дан сидел, глядя на неё во все глаза.
— Всё хорошо. Просто понимаешь, не часто удаётся встретить человека, который думает так же, как ты… — Он с громким шуршанием разорвал пакет чипсов. — Кстати, я тут ходил, наблюдал за туманом, где мы с тобой встретились…
— И… — начала было Ри, но тут же замолчала.
— И он отступил! Не на много, на полметра где-то, может, чуть-чуть больше, но отступил. Я вот думаю, надо туда завтра с ребятами прийти, попробовать ещё раз. Хочешь с нами?
— Ты ещё спрашиваешь! — Ри уже расправилась со своими чипсами и теперь не знала, что делать с жирными руками.
Она полезла в карман в поисках салфетки и нащупала какие-то смятые листки. Вытащила их, положила на стол, чтобы понять, откуда они, и только тогда вспомнила про то, что собиралась рассказать про «Заблудившийся трамвай».
«Не умеешь пить — и не берись», — подумала она и тут же быстро выложила Дану всё, что успела узнать от Ички.
По Новоторжской они прошли до Детского мира. Ри долго смотрела на его разбитые витрины и стены, покрытые зеркальными граффити и вспоминала, как сидела здесь в ожидании свидания, а рядом тусовались худые парнишки с длинными косыми чёлками. Где-то теперь они, кем стали?
— Меня сюда бабушка водила. До сих пор помню, как мы тут купили пластиковую ёлку. Махонькую такую… — Дан показал размеры руками. — Ещё игрушки к ней прилагались, тоже маленькие. Я их все быстро перебил…
Ри кивнула. До Квадрата оставались считанные шаги, и ей было немного страшно.
— А мы всегда живую ставили. У меня ещё долго старые шарики оставались. А потом надо было сделать амулет на счастье, и я их растолкла в ступке.
— И как, сработал амулет?
— Не знаю. Хозяйка давно уехала. Три банки кукурузы мне за него дала…
Она посмотрела на небо. Полная луна вынырнула из полыньи в облаках, намекая, что неплохо бы поторопиться.
Они прошли вдоль проспекта, свергали на Радищева. Ри начинало ощутимо потряхивать.
— А если вдруг не получится? — сказала она, проверяя листки в кармане.
— Значит, будем считать, что мы просто неплохо погуляли.
Ри сильнее прижалась к Дану.
— Значит, нам надо ровно в полночь прочитать, потом
— А у тебя зажигалка с собой? Или пойдём, стрельнем, пока время есть? — Ри похлопала себя по джинсам.
— Зачем? Можно и так. — Дан щёлкнул пальцами, и над ними загорелось холодное голубое пламя.
Часы показывали без пяти двенадцать.
— А жечь как будем, по очереди или все сразу, как дочитаем?
— Не знаю. Мне Ичка не сказала. Давай по очереди. Прочитали — сожгли. Прочитали — сожгли.
— А если вдруг запнёшься?
— Попробуем завтра. — Ри посмотрела на циферблат: без трёх минут полночь. — Ладно, уговорил, подпалим всё в конце.
Они стояли молча, гипнотизируя минутную стрелку. Наконец Дан тихо сказал:
— Пора.
Ри развернула листок и начала:
— Шёл я по улице незнакомой…
Читать было тяжело — у неё дрожали руки, строчки прыгали перед глазами, будто слова играли в чехарду. Да ещё и почерк! Ри тогда очень хотелось побыстрее закончить с переписыванием и лечь спать, и теперь приходилось мучаться, разбирая загадочные закорючки. Это М или Ш, Ли или Н?
Дойдя до финала, Ри смахнула со лба пот и отдала первый листок Дану. Впереди было ещё два.
С последними словами стихотворения небеса не разверзлись, не подул потусторонний ветер, не засияла огнями ночь — короче, не было никаких спецэффектов.
— Может, всё-таки сожжём его,а? — предложила Ри. Сейчас она была страшно разочарована.
Дан вместо ответа приложил палец к губам, старательно вслушиваясь в ночные звуки. Ри смотрела на него с недоумением. Чужие голоса, гитара, стеклянная бутылка разбилась о плитку… И за всем за этим откуда-то издалека донёсся скрип и скрежет трамвая, делающего поворот на кольце. Звук давний, почти забытый, из тех ещё, до тумана, времён.
Дан улыбнулся.
Ри взялась за второй листок. Второй раз одолеть стихотворение оказалось ещё сложнее. Буквы сливались в одну тонкую линию, слова в голове менялись местами, руки затряслись ещё сильнее, но тут Дан осторожно погладил её по плечу, и Ри расслабилась. Приближающийся звон и скрежет говорили, что старается она не зря.
На словах: 'Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон!' — синим сполохом первый раз мелькнули на асфальте трамвайные рельсы. Вспыхнули — и тут же погасли, растворились во мраке. Ри ойкнула и продолжила читать.
С каждым новым четверостишием рельсы проявлялись всё отчётливее, вытягиваясь в длину двумя сияющими лентами.
Когда Ри закончила, у неё зуб на зуб не попадал и подкашивались ноги, но она отдала Дану и второй листок. Рельсы больше не мерцали, то проявляясь, то исчезая, но было понятно: если она сейчас не поторопится, все её труды быстро пойдут насмарку. Квадрат со всех четырех сторон был освещён фонарями. Кроме Дана и Ри под большими квадратными часами не было никого, но из сумрака со стороны Трёхсвятской доносились голоса и мелодичное треньканье гитары.