Хроники загадочного Острова, или Файолеана
Шрифт:
Яник напрасно боялся, что с Эльтой будет сложно помириться. Она сказала только:
– Мама говорила про тебя. Я знала, что рано или поздно ты всё поймёшь.
– А ты в курсе, кто… – Яник осёкся. – Ну, кто тебе помог?
– Конечно, – ответила Эльта тоном отличницы, но взгляд у неё был какой-то странный – как будто с ней случилось нечто удивительное и невероятное, и она раздумывала, говорить об этом или нет.
– А как это было? – спросил Яник. – Что именно он сделал, помнишь?
– Он? – удивилась Эльта. – Кто «он»? Оно – время. Это время мне помогло.
– Пф, оно всем помогает! Только не всегда.
– Нет,
– Ну и ну, – только и произнёс Яник.
Книжка с картинками
Загадочное чувство, что время идёт по-другому, оставалось у Эльты ещё несколько дней. Оно ей нравилось – с ним всё казалось особенным, ярким и немного волшебным, с ним невозможно было представить, что такое скука. Даже короткие и хмурые бесснежные дни стали для Эльты вдохновляющими – она вдруг обнаружила, что в их мрачности есть что-то интригующее, предвкушение интересных приключений, как в сумраке сцены перед началом спектакля. В зябкой серой мгле красиво горели золотые вечерние огни, и, засыпая, Эльта представляла себе низкие плотные облака, несущиеся над морем, и мерцающие над ними, невидимые с земли звёзды…
Однажды утром Эльта открыла глаза и заметила, что в комнате как-то непривычно светло. Выглянула в окно – и увидела белый мир: крыши, подоконники и ставни, деревья, дорожки, скамья во дворе, старая стена – всё было покрыто свежевыпавшим снегом, чистым, белым и манящим, как первая страница новой книги.
Сравнение с книгой пришло Эльте на ум не случайно: Яник недавно подарил ей книжку повестей с картинками, такими красивыми, что хотелось смотреть на них снова и снова. Эльта внимательно рассмотрела каждую, пока читала, а потом раскрыла книгу на любимом месте и положила на стол у окна, чтобы на страницы падал свет. На днях Эльте предстояло вернуться в школу, так что теперь она сидела над учебниками, навёрстывая упущенное, – и одного взгляда на прекрасную иллюстрацию хватало, чтобы вдохновиться и учить математику дальше. На картинке был погожий летний день; за живой изгородью из диких роз виднелся таинственный замок – очень красивый, с острыми крышами и башнями разной высоты, с галереями, переходами и ажурными переплётами на окнах. Его силуэт восхитительно смотрелся на фоне голубого неба и нежных белых облаков, но замок вызывал странное беспокойство, точно был заколдован, и в нём ждала сложная задача, загадка, которую обязательно нужно разгадать, и ошибиться нельзя, потому что от этого решения зависит очень многое.
После уроков к Эльте забежал Яник.
– Сегодня зажгут огонь в честь начала зимы. Не пойдёшь смотреть?
– Нет, меня ещё не пускают гулять надолго – хотя я уже давно здорова.
– Ты уж лучше сиди дома.
– Вот спасибо.
– Да просто холодно сегодня.
– Зато снег выпал. Красиво…
Оба подумали про Кауса, но не стали говорить о нём. Почему-то показалось: стоит лишь произнести слово, и что-то изменится, какое-то хрупкое волшебство пропадёт.
– А я пойду, завтра расскажу тебе, как всё было, – пообещал Яник.
– Тогда до завтра! Хорошего праздника.
Когда Яник ушёл, Эльте показалось, что чего-то не хватает, – и она
Доделав уроки, Эльта закрыла учебники, полюбовалась на картинку с замком и взглянула в тёмное окно. С улицы донеслись отдалённые крики «Ура!» – значит, на башне зажгли огонь.
Эльте отчего-то взгрустнулось. Было такое чувство, будто что-то очень важное проходило мимо – проплывало, как облака, исчезая вдали незамеченным, неназванным. А оставалось только уже знакомое, привычное…
– Ты что такая грустная? – спросил отец за ужином. – Расстроилась, что не попала на праздник?
– Не знаю… Может быть.
– Ничего, впереди ещё много праздников, – улыбнулась мать. – Со следующей недели пойдёшь в школу – и всё станет как раньше.
«Неужели всё и правда может стать как раньше? – думала Эльта, собираясь спать. – Что-то мне не верится. Ладно, увидим… Может, завтра произойдёт что-нибудь интересное – сегодня-то уж точно ничего не произойдёт». С этими мыслями Эльта забралась под пуховое одеяло и заснула.
Часы на стене тикали особенно громко, потом начали бить. «Как странно! Эти часы никогда не бьют!» – подумала Эльта, открыла глаза и обомлела: кто-то нетерпеливо стучал в её окно.
Это был Каус. Он сидел на козлах красивых узорчатых саней, запряжённых парой серых лошадей, – и всё это каким-то непостижимым образом держалось в воздухе.
Эльта зажгла свечу, накинула длинный халат и подбежала к окну.
– Привет! – поздоровался Каус буднично, как будто они виделись каждый день. – Позови Эймера. Он ведь здесь?
– Да.
– Уф… – Каус выдохнул с явным облегчением. – Одна гора с плеч. В общем, жду. – Он тронул вожжи и стремительно взмыл куда-то в небо.
Эльта быстро оделась, прокралась через спящий дом и постучалась к Эймеру. Он отворил дверь, протирая глаза, и сиплым со сна голосом спросил:
– Что такое?
– Каус приехал.
Через четверть часа Эймер поднялся к Эльте с узелком вещей. Попросил её:
– Накиньте что-нибудь тёплое, а то простудитесь. – И когда она надела вязаную кофту, он открыл окно, высунулся туда и крикнул: – Каус!!!
– Ты что! Родителей разбудишь! – испугалась Эльта.
– Нет, – улыбнулся Эймер. – Знаете, как у нас говорят? Когда Каус приходит к детям, родители спят крепче обычного.
Эльта так и не поняла, откуда взялся Каус на этот раз: его лошади и сани словно возникли из воздуха над крышей дома напротив. Круто повернув, Каус остановился точно перед окном, укоризненно глядя на Эймера:
– Ну разве можно так орать? Рад тебя видеть. Тебе надо срочно возвращаться на Остров, без тебя не обойтись, подробности – по дороге. Давай садись.
– Эймер, ты уезжаешь? А как же я? – грустно спросила Эльта, кутаясь в кофту. – Ты так ничего мне и не расскажешь?…
Эймер закрыл окно. Каус тут же постучал в него, но Эймер не обратил на это внимания.
– Эльта, я должен ехать. Спасибо вам за всё! Огромное спасибо. Я никогда не забуду того, что вы для меня сделали…
В окно снова постучали, уже погромче.
– Каус, ну подожди минутку! – попросил Эймер. – Я должен поговорить с Эльтой!
– Может, вы впустите меня, наконец? – проворчал Каус.