Хроники
Шрифт:
(ЛИЗЗИ выходит из кухни. Ей 25 лет, она выше Дороти, властная и решительная).
ЛИЗЗИ. Дороти, ты могла бы хоть раз в сто лет появиться на кухне, чтобы создать видимость, будто что-то делаешь. И куда опять унеслась эта чертовка Джесси?
ДОРОТИ. Уг-г-г-г-г-г!
ЛИЗЗИ. Не пререкайся. Просто иди на кухню и помоги Саре с обедом.
ДОРОТИ. Уг-г-г-г-г-г!
ЛИЗЗИ. Мне без разницы, твоя сегодня очередь или нет. Пара-тройка почищенных картофелин не повредят твоей карьере пианистки. Ну почему ты всегда такая упертая?
ДОРОТИ. Уг-г-г-г-г-г!
ЛИЗЗИ. Не хочу я выслушивать
ДОРОТИ (складывает руки на груди, упрямо). Уг-г-г-г-г-г!
(Вновь грохот на кухне).
ЛИЗЗИ. Молли, ничего не трогай, пока я не приду, хорошо? (Опять грохот). Черт! Ты мне за это ответишь, Дороти!
(ДОРОТИ улыбается, одержав победу в отдельно взятом сражении. ЛИЗЗИ уходит на кухню, в крайнем раздражении).
ДОРОТИ. Я не увиливаю от работы, но если я хоть раз прогнусь перед Лиззи, она меня просто затопчет. Наверное, винить ее не приходится. Она совсем рехнулась после смерти ее ребенка, но у меня тоже есть принципы. Лиззи из нас, девочек, самая старшая, родилась в 1895-м году. Затем я, Молли и, наконец, Джесси. То есть тогда папа и мама, похоже, жили душа в душу. Я знаю, помню, как они любили друг дружку, когда я была маленькой девочкой. А может, я все это выдумала? Память – она такое вытворяет. Я могу спросить Сару, да только она говорить об этом не станет. Я часто задавалась вопросом, а каково все это для Сары, такой же парии, как и я, живущей в семье, но не являющейся ее частью. Прошлое – место темное. Мы видим его в крошечных вспышках света, но темнота вновь и вновь проглатывает большую его часть. Если бы я могла говорить, задала бы миллион вопросов. Но спрашивать Сару бесполезно. Сара никогда ничего не скажет.
Картина 4
(Библиотека, 1894 г. САРА, ей 24 года, сидит в глубокой задумчивости. В дверях появляется МЭТТ. Ему 44).
МЭТТ. Сара?
САРА. Что?
МЭТТ. Что ты здесь делаешь в темноте?
САРА. Вытираю пыль.
МЭТТ. В темноте?
САРА. Не учите меня, как вытирать пыль Вы пыль не вытирали никогда. Ваш кабинет в городе – паучья ферма.
МЭТТ (входит и зажигает настольную лампу). Ты плакала?
САРА. Нет. Моя религия запрещает слезы.
МЭТТ. Или ты плакала, или у тебя потеют глаза. В чем дело?
САРА. Уходите.
МЭТТ. Сара, мы с тобой давние друзья. Скажи, что случилось?
САРА. Вас это не касается.
(Пауза).
МЭТТ. Я прочитал в газете, что Ивен Анкифер женится на этой Глук.
САРА. И что?
МЭТТ. Я вроде бы припоминаю, что он просил тебя выйти за него.
САРА. И я ему отказала. Скатертью дорога.
МЭТТ. Тогда почему ты плачешь?
САРА. Пожалуйста, оставьте меня в покое. Или
МЭТТ. Это правильно, так говорить со своим работодателем?
САРА. Ох, а не пойти ли вам совокупиться с курами.
МЭТТ. Сара, если он был тебе так дорог…
САРА. Да плевать мне на Ивена Анкифера. Если он хочет, пусть берет в жены все женское население Монголии. Я отказала ему раз пятнадцать, поэтому его женитьба на этой замарашке Глук меня не волнует. Я просто… Такое ощущение, что в моей жизни захлопнулась дверь, в комнату, куда мне и заходить не хотелось, но это приятно, осознавать, что я всегда могу войти в эту комнату, если резко поглупею или впаду в отчаяние.
МЭТТ. Что это? Он написал тебе письмо?
САРА. Зачем Ивену Анкиферу писать мне письмо? Он живет в каких-то двух милях, да и нет у меня уверенности, что он умеет писать.
МЭТТ. Он умеет.
САРА. Значит, пишет, как шимпанзе. Письмо от Риса.
МЭТТ. Ага. (Пауза). И как поживает Рис?
САРА. Прекрасно. Побывал в Лондоне, Париже, Риме. Сент-Луисе, везде, пишет обо всем: боксе, театре, бейсболе, искусстве, петушиных боях. Вот Рис как раз может писать. Он присылает мне восхитительные письма. Всегда меня смешит, в каком бы я ни была настроении. Я обожаю эти листки бумаги. Не думаю, что он вернется домой. Вы должны быть счастливы.
МЭТТ. Отнюдь.
САРА. Лжец.
МЭТТ. Рис и мой друг, Сара.
САРА. Рис – это человек, в которого влюблена ваша жена. (МЭТТ смотрит на нее, лицо каменеет). Сожалею, но вы знаете, что это правда. Именно поэтому она с вами и не спит.
МЭТТ. Спим мы с женой вместе или нет, тебя совершенно не касается.
САРА. Я живу в этом доме. Знаю, что здесь происходит, но ведь не происходит ничего. Вы два года женаты на женщине, которую безумно любите, а отношения у вас, как у двух деревянных индейцев. Господи, если бы я вышла за кого-то замуж, то проводила бы с ним каждую ночь. Какой смысл жениться, если вы ведете себя, как брат с сестрой? Он все еще влюблена в него.
МЭТТ. Кто-то влюблен, это точно.
САРА. Убирайтесь отсюда. Немедленно.
МЭТТ. Это моя библиотека.
САРА. Не ваша. Его. Все здесь принадлежит ему – не вам. Включая вашу жену. (МЭТТ смотрит на нее. Потом поворачивается, чтобы уйти. САРА бежит к нему, обнимает сзади, прижимается к спине). Извините. Извините, Мэтт. Я такая несчастная, что мне хочется умереть.
(САРА плачет. МЭТТ поворачивается и нежно обнимает ее).
МЭТТ. Все будет хорошо.
САРА. Не могу представить себе, как. Вы женаты на женщине, которая не спит с вами. У меня никогда никого не будет. Рис домой не вернется. Даже этот баран Ивен Ункифкер женился на дуре из дур. И теперь них будет целый выводок тупоголовых детей, тогда как я буду сидеть здесь и усыхать, словно слива. Что в этом может быть хорошего?
(МЭТТ по-прежнему обнимает ее. Из гостиной входит ЭЛИСОН).
САРА. Сара, ты здесь прячешься? (Видит МЭТТА и САРУ, останавливается. САРА отпрыгивает от МЭТТА). Я не хотела мешать, но Джонни отказывается ложиться спать, пока ты не расскажешь ему сказку.