Хронопарадокс

Я, конечно, окна выключил и включил по всем стенам «закат на лесной реке», с «одиноким костром» и с кузнечиками — глубокий релакс. И пустил запах «лесная свежесть», с «туманным вечером» — уют, поэзия. Сделал красиво, как мог, в общем, дистанционно, пока в лифте ехали. А ещё вспомнил, что из угощения у меня — один энергетик, связался скоренько с быстрожоркой поприличнее и заказал еды

Делия вошла, огляделась, улыбнулась — и говорит:

— Ты, киборг, романтик, что ли?

— Не без того, — говорю. — Не так часто живые птахи залетают в эту берлогу, понимаешь.

Хотел, чтоб психовать перестала. Она и перестала. Еда тоже сильно помогла.

— Ух, ты! — говорит. — Ты натуральные бургеры ешь? А я-то думала, киборги вообще ничего не едят, они же как машины…

— Брось, малышка, — говорю. — Мы в хорошей компании очень не прочь съесть то-сё…

Вообще-то, я обычно кишечник отключаю, перехожу на генератор. Потому что, если есть — то и гадить надо же, а это дело геморройное, хлопотное. А если на деле приспичит? А ведь он ещё и расстроиться может, кишечник-то… В общем, да, машинное функционирование гораздо проще, не так непредсказуемо.

Но девочку киборгами в детстве пугали — нельзя ей сразу всё показывать, пусть очухается и поймёт, что к чему, думаю.

Посидели душевно. Как в старые времена, пока нарисованный костерок не догорел — она про свою провинцию рассказывала, я байки травил — врал, понятно, чтобы шло позанимательнее. Потом ей постельку раскрыл из рабочего кресла — без никаких, я киборг, а она — порядочная девица. И профилактику запустил, только когда она уснула. Смущают непривычный люд разъёмы в башке, что поделаешь.

Связь заблокировал. А что, думаю, кто-нибудь ещё вломится в честный дом среди ночи, перепугает барышню-то… живые — они нервные, хрупкие… Ну, как в воду глядел!

Дэну под утро занадобилось что-то перетереть. А у меня доступ закрыт. Он и занервничал, не хуже живого — старые товарищи, вроде, да ещё и, как бы сказать, подельники. Мало ли что.

И разбудили мою Делию колокольчики от входной двери: семи часов нет, а нашим друганам уже не спится, такая бодрость спозаранок — куда с добром-то!

А она только и спросила:

— А твои друзья ведь тоже киборги? — сделала вид, что ей это всё равно. А на деле-то Мида её перепугала куда больше, чем я. Она же восхитилась, Мида — и тут же начала давать советы, а Мидины советы живой барышне — как сигарета бензобаку.

Я даже встрял, хоть и негоже встревать, когда дамы щебечут.

— Мида, — говорю, — душа моя, ты не наседай. Дай человеку оглядеться.

— Ах, — говорит, — Делия — такая миленькая, я ведь тоже когда-то была такой свежей незабудкой, прямо слёзы выступают, как вспомню. Девочке до апгрейда хоть паричок нужен, да и про ножки бы нехудо подумать, а то — такая честная бедность, что можно от жалости заплакать…

И то сказать, поглядишь на них обеих — так вылитая старинная картина «Опыт и невинность», прямо не знаешь, то ли ржать, то ли смущаться.

А самое главное что: я ведь понимаю всё. Делия-то, цыплёночек — провинциалочка, без профессии, без связей, без образования. Мадам Фряк её чуть не продали с потрохами; не займись я её будущим, так и будущего никакого не будет. Первый встречный сутенёр приберёт к рукам… дорого пойдёт, пока живая. А потом сделают из неё некроморфа или биомеханическую шалаву, вроде Миды — и пиши пропало.

Вот и выходит, что нет у неё тут никого, кроме меня. Такие делишки.

Делия на Миду поглядела опасливо и говорит:

— Ладно, я, наверное, пойду уже?

— Ага, — говорю. — Нету такого места, куда ты можешь спокойно пойти. Разве что — обратно в провинцию, может быть, но я бы и за твою маменьку, задрыгу жизни, не поручился: один раз попыталась тебя продать, и другой раз попытается. Ты не смотри, что мы — нелегальные машины и тупое бычьё: тебе сейчас иной живой хахаль опаснее, чем биомеханический вышибала.

Наивненькая-то она наивненькая, но не дурочка. Всё, похоже, оценила и взвесила. И кивнула.

— А я тебя не стесню? — говорит. То ли мне показалось, то ли ей полегчало чуток.

А я сделал старорежимный жест, олигарховский такой.

— Чего, — говорю, — у меня в берлоге места мало? Другие двадцатиметровую капсулу считают невесть каким богатством. Ты тут располагайся, не дёргайся — все свои, нашим доверять можно. Ни я, ни дружки мои тебя обижать не станем.

— А я, — Мида говорит, — сейчас за паричком сбегаю. Розовый с искрой, каскадом подстрижен — самый писк, кто понимает, примеришь, малютка.

Но тут встрял Дэн.

— Ты, — говорит, — отдохни малёхо, крошка. Мы с Ронни сейчас уйдём по дельцу, а ты отдохни и живую девчонку не пугай. Посиди с ней пока.

Во как, думаю.

Делия на меня посмотрела снизу вверх, уже так посмотрела, как полагается: ждала инструкций, вроде. Можно сказать, доверилась и бояться перестала.

— Ну вот, — говорю. — Мы сейчас с дядей Дэном на пару часиков отлучимся по делам, надо башлей нарубить — а ты тут подожди. Закажите с Мидой плюшек каких-нибудь и можете кино глядеть или кости нам мыть до самого процессора, сколько захотите, в общем — всё занятие.

Мида захихикала — и Делия захихикала. А когда девочки хихикают — всё, можно сказать, в порядке.

И мы с Дэном пошли.

На улице он мне стал объяснять.

— Босс, — говорит, — меня разбудил, считай, среди ночи. Представь: в порту, где он склады арендует, прямо рядом с нашими ангарами, где стоит, сам знаешь, что — ночью объявился какой-то лысый хрен непонятно откуда. Просто с луны свалился или из канализации выполз — а при нём крайне сомнительная электроника пашет, даже дежурной по порту не понятно ни фига… Короче. Босс кинул на ангары силовое поле и нам с тобой велел разобраться, кто это там такой дерзкий.