Хрущевцы

Ходжа Энвер

Клуб "Петефи" стал центром реакции. Это был якобы клубом культуры Союза молодежи, но фактически под носом у самой венгерской партии он служил вертепом, где реакционная интеллигентщина не только болтала против социализма и диктатуры пролетариата, но и подготавливалась, организовывалась, причем до такой степени, что наконец она в виде ультиматума кичливо предъявила свои требования партии и правительству. Первоначально, пока у руководства стоял Ракоши, были сделаны попытки принять некоторые меры к посредством резолюции Центрального Комитета был осужден клуб "Петефи", были исключены из партии один или два писателя, однако все это были скорее всего щипками и отнюдь не радикальными мерами. Вертеп контрреволюции

продолжал существовать и несколько позже почти все те, кто был осужден, были реабилитированы.

Ниспровергнутый Имре Надь сидел как паша в своем доме, который он превратил в место приема своих сторонников. Среди его сторонников были члены Центрального Комитета Венгерской партии трудящихся. Венгерские руководители смущенные ездили в Москву и обратно, тогда как их так называемые товарищи в Центральном Комитете вместо того чтобы принимать меры против поднимавших голову реакционных элементов ходили домой к Имре Надю и поздравляли его с днем рождения. Низкопоклонники Ракоши стали низкопоклонниками Надя и расчистили ему путь к власти.

Решение ниспровергнуть Ракоши было принято в Москве и Белграде. Он был сломлен, не смог устоять перед давлением хрущевцев и титовцев, как и перед кознями их агентур в венгерском руководстве. Ракоши заставили подать в отставку якобы "по состоянию здоровья" (так как страдал гипертонией!) и признаться в "нарушении законности". Первоначально говорили о заслугах "товарища Матиаса Ракоши". (Так что его "похоронили" с почестями.) Затем стали говорить о его ошибках, пока, наконец, не назвали его "преступной шайкой Ракоши". В подготовке закулисных сделок, предшествовавших снятию Ракоши, большую роль сыграл Суслов, который как раз в это время съездил в Венгрию на отдых(!).

Видимо, Ракоши был последней спицей, мешавшей ревизионистской колеснице нестись вскачь. Правда, первым секретарем не был избран Кадар, как это хотелось советским и югославам, а Герэ, но и последнему оставались считанные дни. Кадар, который до этого сидел в тюрьме и лишь недавно был реабилитирован, вначале был избран в Политбюро и, как последователь Хрущева и Тито, фактически был "первой скрипкой".

После июльского пленума 1956 года (на котором Герэ сменил Ракоши, а Кадар вошел в состав Политбюро) реакция окрылилась, авторитет партии и правительства почти не существовал. Контрреволюционные элементы упорно требовали реабилитации Надя и снятия тех немногих надежных людей, которые еще оставались в руководстве. Герэ, Хегедюш и другие разъезжали по городам и фабрикам, чтобы угомонить страсти, обещая "демократию", "социалистическую законность", повышение окладов. Все это, понятно, делалось не правильным, не марксистско-ленинским путем, а под давлением мощной стихии мелкой буржуазии и реакции.

Снятие Ракоши с руководства Венгерской партии трудящихся мы сочли ошибкой, нанесшей большой ущерб и сильно ухудшившей положение в Венгрии, и это наше мнение мы выразили советским руководителям, когда в декабре были в Москве. Ход событий подтвердил нашу правоту.

Начался "счастливый" период либерализации, период освобождения из тюрем и вытаскивания из могил тех, кто справедливо был осужден диктатурой пролетариата. Предатель Райк и его сообщники были заново похоронены после пышной церемонии с участием тысяч человек во главе с венгерскими руководителями; церемония завершилась пением Интернационала. Итак, предатель Райк стал "товарищем Райком" и национальным героем Венгрии, почти таким же, как и Кошут.

После формального письма, направленного Центральному Комитету партии, Надь вновь был принят в партию и, наверняка, ждал, что дальнейший ход событий приведет его к власти. И они вскоре наступили.

После Райка на сцене появились многие другие, ранее осужденные офицеры

и священники, политические преступники и воры, которым доставлялось моральное и материальное удовольствие. Вдова Райка получила в качестве вознаграждения за измену своего мужа 200 000 форинтов, а будапештские газеты помещали сообщение о великодушии "госпожи Райк", подарившей эту сумму народным колледжам. Осужденные правосудием были объявлены жертвами Ракоши, Габора Петера и Михайла Фаркаша, который был арестован в те же дни. Высокопоставленные лица оправдывались перед реакцией за свои "преступления". "Но что же нам было делать, -говорил министр юстиции, - когда товарищ Райк сам принял обвинения?"

Хеледюш, еще будучи премьер-министром, под давлением Хрущева заявил: "Мы выражаем глубокое сожаление по поводу того, что наша партия и наше правительство оклеветали югославов", тогда как Герэ в своей первой речи после своего избрания руководителем партии сказал, что "наша партия еще остается в долгу перед Союзом коммунистов Югославии и руководителями Югославии, она должна осудить клеветнические измышления, распространенные нами в ущерб Федеративной Республике Югославии".

Герэ, один из старейших партийных руководителей, во всем происходившем показал себя оппортунистом и трусом, колебавшимся то в одну, то в другую сторону и двигавшимся подобно куколке, нитями привязанной к истинным актерам венгерской трагедии. Когда Тито находился "на отдыхе" в Крыму, Герэ съездил туда и поговорил с ним на даче Хрущева и они все трое, вместе со своими свитами, "гуляли по берегу моря, беседовали и фотографировались". Ничего не скажешь, "исторические" фотоснимки, если когда-либо будет написана история интриг и сделок в ущерб народам! Здесь, на даче Хрущева, в Ялте, состоялось первое примирение, а несколько дней спустя Герэ, Хегедюш и Кадар съездили в Белград, где имели переговоры с Ранковичем. Прошло не так уж много времени, и начались беспорядки, Герэ был выброшен вон, в мусорный ящик, а Кадар, с .благословения Хрущева и благодаря ухищрениям Микояна и ревизионистского идеолога - Суслова, был выдвинут на пост первого секретаря.

Между тем Имре Надь, выйдя из своей норы, приобрел силу, издал крик торжества, провозгласил "демократию", а Тито торжествовал победу. Реакция пришла к власти, разбушевался разбой извне, вновь сформировались партии буржуазии - фашистские, хортистские, клерикальные. Империализм наводнил страну шпионами и ввозил в большом количестве оружие через Австрию. Радиостанция "Свободная Европа" круглые сутки раздувала контрреволюцию, призывая к свержению и полной ликвидации социалистического строя. Двери Венгрии еще раньше были распахнуты перед шпионами, выдававшими себя за туристов.

Когда по пути из Китая на Родину в октябре 1956 года мы проезжали через Будапешт, сами члены Политбюро Венгерской партии трудящихся сказали нам, что "в последнее время Венгрию посещают 20 000 туристов". Когда я сказал им, что это дело опасное, они ответили мне: "Мы получаем от них доходы в валюте". После свержения Ракоши, особенно в злополучные октябрьские дни, распахнулись двери для хортистов, баронов и графов, для бывших владельцев и угнетателей Венгрии. Эстерхаз из центра Будапешта по телефону сообщал иностранным посольствам, что намеревался стать во главе правительства. Миндсенти, еще раньше выпущенный из тюрьмы, входил в свой дворец в сопровождении "национальной гвардии" и благословлял народ. Подобно червям в гнойнике возродились старые партии - партии владельцев, крестьян, социал-демократов, католиков, им были возвращены прежние резиденции, они стали выпускать газеты, тогда как Надь и Кадар вошли в состав правительства. Контрреволюция уже охватила всю столицу и распространялась и на остальные края Венгрии.