Хрущевская «Оттепель» 1953-1964 гг
Шрифт:
Несомненно, данный курс руководства имел свои объективные причины. Прежде всего, предоставление автономий снимало основную часть национальных противоречий на окраинах СССР. Во-вторых, центральный регион страны, то есть место предполагаемой Русской республики, вероятно, рассматривался правительством как социалистическое пространство «новой исторической общности людей», в которое открыт доступ всех маргинальных представителей нерусских народов. Это подтверждает отмеченный В. Козловым факт, что «по существующей иерархии национально-государственных образований русские края и области оказались на низшем статусе этнического бытия, фактически вне такового». [643] Примечательно, что в состав многих национальных республик включались значительные территории с преобладанием русских (Казахская ССР, Башкирская АССР), что порой приводило к численному меньшинству «титульных» народов в «своих» республиках. Кроме этого, по мнению Козлова, «Русская республика способствовала бы укреплению русского национального самосознания, что могло бы препятствовать разгрому Православной церкви — основного идеологического соперника большевиков». [644] Таким образом, особую общественно-политическую опасность русская тема представляла в период хрущевских гонений на церковь конца 50 — начала 60-х годов.
643
Там же.
644
Там же. С. 58.
Сложившаяся ситуация не могла оказаться вне поля зрения русской патриотической интеллигенции. Рост русского национального самосознания отразился в письмах советских граждан в редакции газет и официальные структуры государства. Редакция газеты «Известия» получила письмо от жителя Москвы Голицына, где было отмечено: «В Российской республике нет ЦК, как это в других союзных республиках, где первым секретарем является представитель своей нации». [645]
Важным фактором, активизирующим общественную деятельность русской интеллигенции, стало сочетание государственных антирелигиозных компаний с периодами церковного возрождения. Исследователь М. В. Шкаровский выделил в сталинской и хрущевской эпохе несколько этапов оживления церковной жизни, обусловленных политической конъюнктурой того времени. [646] Начало религиозного возрождения было связано с восстановлением церковных институтов в военные и первые послевоенные годы, когда власть использовала русское религиозно-патриотическое чувство в целях консолидации общества. В 1945 году было принято решение о предоставлении церкви права на производство и продажу церковной утвари, возросли ее доходы. [647] Шкаровский отметил, что оживление церковной жизни в этот период «было официально разрешено и в основном не носило политически конфликтного характера». [648] Однако, к 1948–1949 годам властям фактически удалось затормозить этот процесс.
645
РГАНИ. Ф. 5. Оп. 33. Д. 235. Л. 95.
646
Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. М., 1999. С. 262.
647
Алексеев В. А. Иллюзии и догмы. М., 1991. С. 365.
648
Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. М., 1999. С. 262.
Новый этап религиозного возрождения качественно отличался от предыдущего своей нелегальностью, что, вероятно, было связано с более массовым участием в нем представителей интеллигенции. Всего к 1959 году, то есть к началу хрущевской антирелигиозной кампании, насчитывалось 60 млн. прихожан РПЦ, [649] среди которых интеллигенция занимала незначительную, но политически наиболее активную позицию.
Комитет госбезопасности под руководством А. Н. Шелепина выявил в среде профессоров и преподавателей вузов людей, стремившихся влиять на религиозную жизни общества. По сообщению Шелепина, «отдельные из них пытаются распространять религиозные убеждения среди окружающих, противодействуют атеистической пропаганде». [650] Так, профессор военно-инженерной академии им. Куйбышева Н. В. Зволинский и заведующий кафедрой Московского экономического института профессор Н. Е. Пестов написали несколько религиозных брошюр и распространили их у знакомых, доктор наук Е. И. Казимирчак-Полонская вела религиозную пропаганду среди учащейся молодежи. Интересен вывод Шелепина: «Учитывая, что связь отдельных представителей интеллигенции с церковью несовместима с их участием в идеологической работе среди населения, Комитет государственной безопасности считал бы целесообразным через администрацию учреждений и партийные организации принять соответствующие меры воздействия в отношении этих лиц». [651] Следует признать, что современной исторической науке трудно определить истинные масштабы воздействия власти на религиозных инакомыслящих. Как отметил И. Р. Шафаревич: «Верующий, пострадавший за свою веру, просто не может рассказывать об этом на пресс-конференции», [652] православная психология принципиально отличается от более понятной диссидентской психологии. И все-таки, часть информации о преследовании верующих отражена в христианском направлении самиздата. Так, в «Обращении к мировой общественности и ко всем отцам христианских церквей, и к христианам мира» политический заключенный В. Е. Григорьев сообщил о переходе массовых гонений на верующих в новую, латентную, стадию: «После 1953 г. в СССР начался новый период медленных убийств и более изощренных репрессий». [653] Примечательно, что сам Григорьев сжег свой комсомольский билет и учетную карточку члена ВЛКСМ, «так как эта организация по своей идеологической линии, так же как пионерская и коммунистическая организации, прямо противоположны духу христианской веры». [654] Закономерно, что борьба Н. С. Хрущева за построение коммунизма к 1980 году началась с массовой антирелигиозной кампании и закрытия части церквей. Уже 1 января 1959 г. в СССР из 13 323 зарегистрированных церквей и молитвенных домов ежедневные службы проходили только в 936, а в воскресные дни — в 10 537 церквах. [655] Необходимо отметить, что основная масса верующих проживала в сельской местности, где находилось подавляющее количество церквей — 11 218, тогда как в городах всего 1534 церкви, в поселках — 571. [656] Эти данные свидетельствуют о том, что именно крестьянство, как наиболее консервативная часть населения, могло быть (и было) социальным ориентиром для православной интеллигенции, поставившей в 60-х годы русский вопрос, а значит, и потенциальной опорой всего русского движения.
649
РГАНИ. Ф. 5. Оп. 33. Д. 126. Л. 89.
650
Там же. Л. 85.
651
Там же. Л. 87.
652
Шафаревич И. Р. Сочинения. В 3 т. Т. 2. М.: «Феникс». 1994. С. 53.
653
Григорьев В. Е. Обращение к мировой общественности и ко всем отцам христианских церквей и к христианам мира // Новый журнал. Нью-Йорк. 1975. № 118. С. 265.
654
Там же. С. 262.
655
РГАНИ. Ф. 5. Оп. 33. Д. 126. Л. 16.
656
Там же.
Не случайно с конца 50-х годов русское движение оказалось неразрывно связано с православием, что, с одной стороны, привело к политизации сознания части государственно индифферентных верующих, с другой — придало русскому национализму исторические основания. Православие стало консолидирующим фактором русской национальной оппозиции, концепцией, превратившей проявления спонтанного национализма в общественно-политическое движение.
Раздел 7
АДМИНИСТРАТИВНО-ПРАВООХРАНИТЕЛЬНАЯ ПОЛИТИКА
Наиболее уродливым проявлением режима, взращенного Сталиным, стало осуществление массовых репрессий, затронувших практически все общественные слои и долгие годы державших людей в неослабевавших тисках страха. Поэтому перемены в повседневной жизни страны, начавшиеся после 1953 года, были немыслимы без восстановления и укрепления законности и правопорядка. Необходимо было не только разобраться в прошлом с его репрессивным произволом, беспрецедентными нарушениями конституционных прав граждан, но и создать гарантии от подобных явлений в будущем. Культивировавшаяся режимом атмосфера беззакония являлась поистине всеобъемлющей. Репрессии были наиболее важным инструментом в руках «вождя» и его окружения, с помощью которых достигались определенные общественно-политические и народнохозяйственные цели, решались вопросы внутрипартийного соперничества, борьбы за власть.
Одним из главных негативных последствий такой практики стало полное выведение всей правоохранительной системы из конституционно-правового поля. Заведующий отделом административных органов ЦК КПСС Н. Миронов следующим образом характеризовал обстановку 30—начала 50-х годов: «Очень широко применялись репрессии во внесудебном порядке, через так называемое Особое совещание, образованное при НКВД, через различные «тройки», созданные в краях и областях. Здесь судьбу человека решали без его вызова, без рассмотрения доказательств его вины. Дело было поставлено так, что органы НКВД сами арестовывали и вели следствие, сами выносили «приговоры» и сами приводили их в исполнение». [657] Более эмоционально об этом в своих воспоминаниях высказался Н. С. Хрущев: «Ни следствия, ни прокурора, ни суда — ничего не было, просто тащили людей и убивали». [658]
657
Миронов Н. С. Укрепление законности и правопорядка — программная задача партии. М., 1964. С. 11.
658
Хрущев Н. С. Воспоминания. М., 1997. С. 271.
Такая атмосфера привела к сильному перенапряжению всего общественного организма и не имела каких-либо перспектив для дальнейшего продолжения. Общество осознавало необходимость перемен. После смерти Сталина в ЦК КПСС поступило немало писем от рядовых граждан, где они высказывались о ненормальном состоянии с соблюдением законности и правопорядка в стране. Например, ленинградец Селиверов писал: «Одно из двух: либо в СССР нет морально-политического единства советского народа, о котором столько писали и пишут, либо оно есть и тогда дальше такие порядки существовать не могут. Они оскорбляют до глубины души. Нужен строгий контроль за МВД, нужна критика, нужна немедленная чистка работников МВД, проверка прежних дел, ссылок, осуждений». [659] Это понимало новое руководство страны. Не случайно, что буквально сразу после смерти Сталина тема ослабления репрессивного пресса стала одной из первоочередных задач, требующих безотлагательного решения. ЦК КПСС, Советское правительство выступили с обещаниями, провозглашающими отказ от прежних порочных извращений в административно-правоохранительной политике. Через месяц после кончины вождя «Правда» поместила редакционную статью «Советская социалистическая законность неприкосновенна», где подчеркивалось: «Никому не будет позволено нарушать советскую законность. Каждый рабочий, каждый колхозник, каждый советский интеллигент может спокойно и уверенно работать, зная, что его гражданские права находятся под надежной охраной советской социалистической законности». [660]
659
РГАНИ. Ф. 5. Оп. 30. Д. 5. Л. 39.
660
Правда. 1953. 6 апреля.
Первым практическим шагом в этом направлении стал Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии». Инициатором его принятия был Берия. 26 марта 1953 г. он направил в Президиум ЦК КПСС записку с приложением проекта указа, подготовленного МВД СССР при участии Министерства юстиции СССР, Генерального прокурора СССР. В записке, в частности, говорилось, что в исправительно-трудовых лагерях, тюрьмах и колониях содержится 2 526 402 человека заключенных, из них: осужденных на срок до 5 лет — 590 000, от 5 до 10 лет — 1 216 000, от 10 до 20 лет — 573 000 и свыше 20 лет — 188 000 человек. Из общего числа заключенных количество особо опасных государственных преступников (шпионы, диверсанты, террористы, троцкисты, эсеры, националисты и др.), содержащихся в особых лагерях МВД, составляет всего 221 135 человек. [661] Поток жалоб, направляемых этими людьми и их родственниками в различные высокие инстанции, был огромен. К примеру, только Верховный Суд СССР до марта 1953 года получал свыше 30 тысяч писем ежемесячно. [662]
661
Молотов, Маленков, Каганович. 1957. Стенограмма июньского пленума ЦК КПСС и другие документы. М., 1998. С. 758.
662
ГАРФ. Ф. 353. Оп. 13. Д. 216. Л. 100.
По указу «Об амнистии» подлежали освобождению от наказания все лица, осужденные за любое преступление к лишению свободы в местах заключения на срок до 5 лет включительно. Освобождались от наказания также лица, осужденные за должностные, хозяйственные и некоторые военные преступления независимо от срока наказания. Амнистия распространялась и на приговоренных к лишению свободы на срок свыше 5 лет: им наказание сокращалось наполовину, но не затрагивала осужденных на срок более 5 лет или привлеченных к ответственности за наиболее тяжкие, наиболее опасные для социалистического государства преступления: контрреволюцию, крупные хищения, бандитизм, умышленное убийство. Принципиальной и ключевой идеей указа было признание необходимости пересмотра законодательства СССР и союзных республик в плане замены уголовной ответственности за некоторые должностные, хозяйственные, бытовые и другие менее опасные преступления мерами административного и дисциплинарного порядка, а также смягчение наказания за отдельные преступления. Министерству юстиции СССР в месячный срок предлагалось разработать соответствующие предложения и внести их на рассмотрение Совета Министров для представления в Верховный Совет СССР. [663]
663
Бюллетень Верховного Совета СССР. 1953. № 4 (776). С. 1.
Несомненно, указ «Об амнистии» стал первым ударом по сталинской репрессивной империи. С учетом всех пунктов этого документа надлежало освободить из мест заключения 1 203 421 человека, а также прекратить следственные дела на 404 120 граждан. На 10 августа 1953 года по амнистии в целом было освобождено 1 032 000 человек. [664] Однако необходимо понимать, что появление указа стало следствием острого внутреннего соперничества, развернувшегося в высшем эшелоне власти после смерти Сталина. Претенденты на его наследство стремились занять более выгодную позицию в этой борьбе, где имидж освободителя от репрессивного гнета был как нельзя более кстати. В отличие от других членов Президиума ЦК, Берия, руководивший силовыми структурами, имел больше возможностей заполучить первенство в этом перспективном политическом деле, чем и не преминул воспользоваться, предложив идею указа, причем еще в более радикальном виде, чем окончательно опубликованный текст. Свидетельством спешки в принятом указе «Об амнистии» явились недостаточно просчитанные последствия его реализации. Они связаны с неподготовленностью властей к трудоустройству амнистированных, с отказом последних от предлагаемой им работы. Постановлением Совета Министров СССР от 30 мая 1953 г. «Об устранении недостатков в трудоустройстве освобожденных по амнистии граждан» предпринимались попытки регулировать эти процессы. Однако в июле 1953 года из всех амнистированных (около одного миллиона человек) было трудоустроено только 625,7 тысячи. Все это привело к серьезному обострению обстановки в стране летом 1953 года. [665] Вот как пишет об этом Д. Яковенко, непосредственный очевидец, служивший в те годы в войсках внутренних дел: «Выпущенные на волю в массовом количестве, заключенные захлестнули железнодорожный и водный транспорт, вокзалы и речные порты, большие и малые города, во многих из них резко осложнилась оперативная обстановка, возросло количество тяжких уголовных преступлений. По Сталинграду (Волгограду), например, опасно было ходить даже днем… Милиция была не в силах справиться с мощным валом заключенных, освободившихся из многочисленных лагерей». [666] Такую же картину тех дней воспроизвел в своих воспоминаниях высокопоставленный сотрудник госбезопасности генерал П. Судоплатов: «Города и поселки буквально наводнились шпаной и хулиганьем, обстановка стала опасной и напряженной… Войска МВД были брошены на патрулирование Москвы и массовые обыски чердаков и подвалов». [667] Эти факты подтверждают мысль, что за принятием указа «Об амнистии» просматривалась прежде всего политическая целесообразность и популистский эффект, а не тщательно продуманная система мер по освобождению заключенных.
664
Молотов, Маленков, Каганович. 1957. Стенограмма июньского пленума ЦК КПСС и другие документы. М., 1998. С. 758.
665
РГАНИ. Ф. 5. Оп. 30. Д. 36. Л. 35–36.
666
Звезда Востока. 1989. № 4. С. 64.
667
Судоплатов П. А. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930—50-е годы. М., 1997. С. 547.