Хрусталь и стекло
Шрифт:
– Ты жив!
– со вновь полившимися слезами воскликнула осчастливленная она...
Рыдала, крепко обнимала, целовала, как целовал и он, её вернувшийся живой и невредимый возлюбленный. Радости обоих не было предела... Жизнь вновь не дала им погибнуть или переносить долгую разлуку...
Глава 18
Яркие, как звёзды, взгляды сияли друг для друга... Очнувшись вместе в объятиях, Алекс и Кэтрин улыбались тому счастью, что ощущали вновь.
– Вчера был просто дурной сон, - склонившись над милым, Кэтрин ласково смотрела.
– Не надо дуэлей и смертей больше. Иначе я спрячу все оружия, заставлю сломать шпагу, я не знаю, я придумаю что-нибудь, но ты будешь более сдержанным! Я первой должна уйти.
– Что ты выдумала теперь?
– засмеялся Алекс, прижимая её за бёдра крепче к себе.
– Вечно ты со своими страхами. Первая она уйдёт. Я тебе уйду!
– Но ведь может случиться, - удивлялась шутливо она.
– Я не переживу без тебя. Так же, как и ты без меня, - подмигнул Алекс и стал строже.
– Не говори на эту тему больше никогда.
– Мужчинам нельзя без ласки и любви. Если не будет меня, будет иная, - хотела Кэтрин договорить, но милый прервал речь сладким поцелуем в губы:
– Никогда... Я останусь лучше один. Вот, не успел тебе в день Валентина исполнить песню. Уезжали тогда в Венецию, но...
Он поднялся с постели и, взяв стоящую в углу гитару, сел рядом. Проиграв несколько нежных аккордов, Алекс взглянул проникновенно на любимую. Приятные мурашки пробежали по её телу и от этого взгляда, и от голоса, каким он запел свою новую и вновь невероятно красивую песню. Песню, которая вновь была посвящена ей...
Да, солнца луч ласкает нас,
А ветра касание — нежно-нежно.
Да, они ключ любви подарили нам,
И мы в объятиях счастья неизбежно.
Когда душа проснулась вдруг от света,
Света любви, которым так богата планета;
Света добра, радости смеха, поцелуев,
Мы знаем — нет прекрасней любви кружев.
Да, сегодня, в этот день любви,
С тобой мы вспомним, что уже прошли.
А после — в нежных танцах до зари —
Отпразднуем... Молю, вечно живи!
Когда душа проснулась вдруг от света,
Света любви, которым так богата планета;
Света добра, радости смеха, поцелуев,
Мы знаем — нет прекрасней любви кружев.
Души наслаждались от звучавшей песни. Слушая исполнение Алекса для Кэтрин, Эльвира и Густав находились внизу, в гостиной. Они молча сидели друг перед другом за столиком и невольно улыбались. Чай стоял перед ними с угощениями. За окном уже было темно, но здесь, в этом замке, где находились, было светло не только от освещения хрустальных люстр, в которых играли огни множества свечей... Души пели. Души сияли. Радость переполняла...
– У них всё будет чудесно, - молвил наконец-то Густав, когда песня затихла.
Только тиканье часов у стены и было слышно.
– Я верю, - улыбнулась Эльвира.
– А второй, или даже первый, Ваш сын приносит столько же переживаний?
– поинтересовался Густав, а в голосе была уловима дрожь волнения.
Эльвира выдержала паузу. Она тяжело вздохнула и отошла к окну. Оно было закрыто, словно её душа. Густав наблюдал за нею, а странное чувство тревожило, пока нежный голос собеседницы не прозвучал:
– Может даже больше, чем Алекс сейчас. Мой Грегор в плавании вновь. Со своей супругой. Вы знаете, что у них уже два сына и может третий скоро будет?
– повернулась она с улыбкой.
– Я так часто с ними. Играем вместе, гуляем, учимся. Они замечательные!
– Верю, - улыбнулся с восхищением Густав.
– Даже завидую Вам. У Вас есть дети и внуки. Вы выглядите счастливой с ними.
– Не в детях ли счастье?
– встретил он снова улыбку Эльвиры.
Подойдя ближе, Густав сложил руки за спину, чтобы спрятать желание прикоснуться к её плечам:
– Вы... Вы должны думать и о себе. Дети уже имеют свои семьи, своих детей. Муж Ваш в ином мире, скажем так. Зная, каков он был, я жалею лишь об одном... Что он не ушёл туда раньше, чем мы встретились.
– Вы, оказывается, опасный человек, - прищурилась шутливо Эльвира.
Густав невольно и кратко засмеялся, но снова смотрел более серьёзно. Он выдержал паузу, выискивая подходящие слова, чтобы не спугнуть ненароком или не обидеть как, и сказал:
– Я осмелюсь сказать, что Ваш сын Грегор куда опаснее. Он ведь корсар, не так ли? Вантала?
– Я горжусь им. Он многого добился, руководит кораблём и таким количеством людей, - с восхищением о сыне ответила она.
– И кличка его, Вантала, мне по душе. Она означает Одиночка. Он уже не один, но... Мы все всё равно одиноки, если посмотреть иначе. Мы пришли в мир одни и уйдём одни. Без детей или кого родного. Без вещей...
– Но желательно с чувством удовлетворения,... счастья, - сглотнул Густав.
– Вы обрели это счастье?
– поинтересовалась Эльвира, тоже став более серьёзной и пытающейся скрыть подступившее волнение.
Их взгляды не отрывались... Почему-то обоим было трудно прервать ту создавшуюся невидимую, но будто очень нужную нить. Видны были во взглядах и дрожь, и грусть, и трепет. Но не тот трепет, что был бы, если бы были молодыми и желающими познать те самые сокровенные чувства, к которым бы рвалась душа. Однако оба поймали себя на мысли, что хотелось бы вернуться в то канувшее время и... встретиться там...
– Я не имел возможности обрести то счастье, о котором говорим, - наконец-то тихо произнёс Густав.
– И Вы, кажется, тоже его ещё не обрели. Нет, - мотал он головой, свято в то веря.
– Не с тем мужем, какого имели.