Хрустальная певица [= Певцы Кристаллов]
Шрифт:
Сосредоточившись, Килашандра стряхнула с себя грусть. Она оглядела скудную учебную комнату, где в каждом углу лежали музыкальные партитуры, отпечатанные видеофаксом с усеянным кнопками коммутатором, связанным с Музыкальным Центром и дающим доступ к галактической музыкальной продукции. Она бросила взгляд на репродукции учебных спектаклей — она всегда получала в них главную роль — и поняла, что самое лучшее — забыть все это! Если она не может быть первоклассной — черт с ним, с театром! Она будет на вершине в чем-нибудь другом — или умрет в попытках покорить эту вершину!
Она встала. Теперь ничто не было для нее ценным в этой комнате, три часа назад
Она отстегнула студенческий значок, перекинула через плечо плащ и повернулась к выходу, но вспомнила, что нужно взять с собой кредитную карточку. Отыскивая ее в выдвижном ящике, она увидела записку, прикрепленную кнопками к дверке: «Вечеринка в твою честь!» Она фыркнула. Все скоро узнают. Пусть себе смеются над ее провалом. Она не станет делать хорошую мину при плохой игре. Сегодня. Никогда.
Уходи, Килашандра, спокойно, и держись центра сцены, сказала она себе и спустилась по длинной лестнице на улицу. И снова испытала и удовлетворение, и сожаление, что никто не стал свидетелем ее ухода.
Вообще-то говоря, она не могла бы и желать более драматического ухода со сцены. Вечером все будут гадать, что случилось. Может, кто-то узнает. Конечно, Вальди никогда не расскажет об их беседе. Он не любил провалов, особенно своих, так что от него никто ничего не услышит. Вердикт экзаменаторов будет запечатлен в компьютере. Но кто-нибудь все равно узнает, что Килашандра Ри провалила свой финальный вокал, равно как узнают о его причине.
Хорошо бы на некоторое время эффектно исчезнуть. Пусть делают предположения — этого им не запретишь. О ней еще вспомнят, когда она займет видное положение на другом поприще, и будут считать чудом, что такая мелочь как провал не убила в ней высокое мастерство.
Эти размышления утешали Килашандру на пути домой. Студенты получали бесплатное жилье, унылое, убогое, довольно грязное и тесное, как в древние времена, но ее комната была чуть ли не роскошной. Поскольку Килашандру не перерегистрируют в Музыкальном Центре, хозяйку дома об этом известят, и комната будет для нее закрыта. Забота о жилье и быте была противна Килашандре: это пахло неспособностью к дальнейшему саморазвитию. Но все же она проявит инициативу и в этом: немедленно оставит квартиру и все воспоминания, связанные с ней.
Кроме того, если ее обнаружат в ее «норе», это испортит таинственность исчезновения. Итак, кивнув хозяйке, всегда следившей за приходами и уходами жильцов, Килашандра поднялась в свою комнату и огляделась. Здесь практически взять нечего, кроме одежды.
Однако Килашандра взяла лютню, на которой играла, как требовала ее профессия. Может, на ней и не придется играть, но бросить жалко. Она положила ее с одеждой в рюкзак, который повесила за спину, прикрыв все плащом. Закрыла дверь, спустилась вниз, кивнула как обычно хозяйке и быстро вышла.
Покончив с драматической частью своей новой роли, она не имела представления, что ей делать дальше. Она ступила на скоростную линию пешеходной дорожки, ведущей в центр города. Следовало бы зарегистрироваться в бюро найма на работу, следовало подумать о своем будущем. Она должна сделать многое, но вдруг обнаружила, что понятие «должна» больше не управляет ею. Никаких обязательств по отношению к расписанию, репетициям,
Дорога быстро несла ее к деловой части города. На перекрестках возвышались указатели: торговый центр — пурпурный треугольник, социальные службы — оранжевый круг, заводы — зеленый знак, рабочие поселки — синий, красная стрела — аэропорт, голубая звезда — космопорт.
Килашандра перебирала варианты того, что должна была сделать, и, парализованная нерешительностью, так и не свернула на тех перекрестках, которые привели бы ее куда нужно.
Опять должна и нужно, подумала она, и осталась на скоростной дороге. Ей было даже смешно, что она, раньше такая целеустремленная, оказалась вдруг такой нерешительной. Ей в этот момент не пришло в голову, что она страдает от сильнейшего психологического шока и отреагировала на него сначала необдуманно, спонтанно, резко покинув отринувшую ее сферу интересов, только потом как зрелый человек сосредоточилась и начала поиск альтернативной жизни.
Она не знала, что Эсмонт Вальди беспокоился о ней, и после ее провала даже позвонил в студенческий сектор, сообщив о своем беспокойстве. Но затем пришел к удобному для себя заключению, что она рыдает в какой-нибудь другой студенческой комнате. Зная о ее преданности музыке, он пришел к столь же неправильному предположению, что она, вне всякого сомнения, будет продолжать заниматься музыкой и в надлежащее время станет руководителем хора. Этого он и хотел для нее. Ему просто не приходило в голову, что Килашандра способна в одну секунду зачеркнуть десять лет интенсивных занятий.
Девушка была уже на пути к космопорту, прежде чем пришла к решению, куда именно она должна была бы идти. Должна на этот раз не по обязанности, а в чисто познавательном смысле.
На Фьюерте для нее теперь не было ничего, кроме печальных воспоминаний. Она оставит ее и сотрет все болезненные ассоциации, связанные с семьей и карьерой. Хорошо, что она взяла лютню. Ей достаточно студенческого удостоверения, чтобы поехать в качестве обслуги на каком-нибудь лайнере в лучшем случае или транспортнике в худшем. Она также может немножко попутешествовать и оглядеться, а после уже решить, что еще она должна делать дальше.
Когда скоростная дорога кончилась, Килашандра впервые после ухода из студии маэстро Вальди осознала окружающее — людей и вещи.
Подумать только, она никогда не была в космопорте! Из дока выкатил челнок; его мощная двигательная установка сотрясала здания порта. Однако в ее гудении присутствовал очень неприятный вой, о котором она узнала почти подсознательно, почувствовав его позвоночником, а затем и всеми остальными костями, до пяток. Она покачала головой. Вой усилился, видимо, он исходил от челнока. Она зажала уши. Звуки приглушились, и она забыла об этой неприятности, обходя огромный приемный зал портовой службы. В огороженном сегменте рядами стояли видеофаксы, каждый был маркирован названием фрахта или пассажирской службы, каждый со своей зеленой пластинкой. Для нее почти все места имели странно звучащие названия. Фрагмент старинной песни, доносившейся из динамиков, был навязчив и подавлял. Не надо больше музыки! Хватит!