Хрустальная пробка
Шрифт:
— Так, — сказал он через мгновение, — ее нет… У меня ее выкрали.
Он разразился смехом на этот раз без всякой горечи.
Виктория возмутилась.
— И ты еще смеешься! При подобных обстоятельствах!
— Чего ты хочешь? Признайся, что это действительно смешно. Мы уже разыгрываем не драму, а феерию. Как только у меня будет время отдохнуть, я напишу повесть: «Магическая пробка» или «Злоключения бедного Арсена».
— Но все-таки… кто же ее взял?
— Что ты там ноешь? Взял? Она сама улетела. Она испарилась из моего кармана.
Потом более серьезным тоном сказал:
— Пойди, Виктория, домой и не беспокойся. Очевидно, кто-нибудь видел, как ты мне давала пробку, и, воспользовавшись давкой, вытащил ее у меня из кармана. Все это доказывает, что за нами следят лучше, чем я полагал, и наши соперники — люди высокого порядка. Но еще раз повторяю: будь спокойна. Честные люди всегда говорят последнее слово. Тебе нечего больше сказать мне?
— Да, вчера вечером, когда Добрек вышел, кто-то приходил. Я видела это по свету, который падал на деревья сада.
— А привратница?
— Она еще не ложилась.
— Ну, тогда это сыщики, они все еще ищут. До скорого, Виктория. Ты меня впустишь к себе сегодня?
— Как, ты хочешь опять?
— Чем я рискую? Твоя комната на третьем этаже. Добрек ничего не подозревает.
— А те?
— Те? Если б они хотели что-нибудь со мной сыграть, они бы уж попытались. Я их стесняю, только и всего. Они не боятся меня. До свидания, Виктория, как только пробьет пять часов.
Люпена ждал еще один сюрприз. Вечером его старая нянька доложила ему, что, когда она из любопытства открыла ящик ночного столика, она нашла там хрустальную пробку.
Люпена больше уже не поражали этого рода чудеса. Он только сказал себе:
— Значит, ее положили на место. И та особа, которая необъяснимым образом проникла в дом, эта особа, подобно мне, считает, что пробка не должна была исчезнуть. А пока что Добрек, который знает, что за ним следят даже в его комнате, снова оставил эту пробку в ящике, как если бы не придавал ей никакого значения!
Хотя Люпен еще не составил себе определенного мнения, он не мог удержаться от некоторых рассуждений, от обобщения некоторых мыслей, которые давали ему смутное ощущение света, такое, какое предчувствуют, приближаясь к выходу из тоннеля.
— По существу, неизбежно — говорил он себе, — должна состояться встреча между мной и теми. Только тогда я буду хозяином положения.
Прошло пять дней, не давших Люпену ничего нового. На шестой день утром к Добреку приходил депутат Лайбах, который, как и его товарищи, тщетно валялся в ногах депутата и в конце концов дал ему двадцать тысяч франков.
Прошло еще два дня, и ночью около двух часов Люпен, притаившийся на площадке второго этажа, уловил скрип двери, ведущий из вестибюля в сад. Он скорее угадал, чем рассмотрел в темноте две фигуры, которые остановились на первом этаже перед комнатой Добрека.
Что они там делали? Войти в эту комнату нельзя было, потому что каждый вечер Добрек закрывался на все замки. В таком случае, на что они надеялись?
Очевидно, там производилась какая-то работа, так как Люпен различал глухой шум. Потом до него долетели произнесенные шепотом слова:
— Подвигается?
— Да, чудесно, но лучше отложить до завтра, потому что…
Люпен не расслышал конца фразы. Они уже ощупью спускались вниз. Затем дверь легонько закрылась и скрипнула калитка.
«Это все-таки любопытно, — думал Люпен. — В этом доме, где Добрек так тщательно скрывает свои гнусности и не без основания оберегается от выслеживаний, в этот дом все желающие проникают точно на мельницу. Пусть меня впускает Виктория, а сыщиков проводит привратница. Кто же помогает им! Неужели они действуют самостоятельно? Но какая смелость! Какое знание места!»
После полудня, во время отсутствия Добрека, он осмотрел дверь комнаты на первом этаже. С первого же взгляда он понял все: одна из нижних дощечек, ловко вырезанная, держалась только в двух незаметных местах. Значит, одни и те же люди действовали и здесь, и на улице Матиньон, и на улице Шатобриан.
Он установил также, что эта работа была проделана гораздо раньше и так же, как у него, отверстие было приготовлено на всякий случай в предвидении благоприятных обстоятельств или непосредственной необходимости.
Ночь для Люпена промелькнула быстро. Он все узнает. Он узнает не только, как его противники используют эти отверстия, на вид бесполезные, потому что при их помощи нельзя было достать верхнего замка, но узнает также, кто именно его деятельные, изощренные соперники, лицом к лицу с которыми он неизбежно столкнется.
Один инцидент помешал ему. Вечером Добрек, который уже за обедом жаловался на недомогание, вернулся в десять часов и, против обыкновения, повесил на дверях вестибюля замок, снятый с садовой калитки.
В таком случае, смогут ли те осуществить свои планы и пройти в комнату Добрека?
Когда Добрек потушил свет, Люпен подождал еще час, потом на всякий случай укрепил веревочную лестницу и занял свой пост на площадке второго этажа.
Он не ошибся. Те пришли на час раньше, чем накануне, и пробовали открыть дверь вестибюля. Попытка не удалась, и несколько минут протекло в абсолютной тишине. Люпен уже решил, что те отказались от своих намерений, и вдруг вздрогнул от неожиданности. Кто-то прошел, не нарушая тишины ни малейшим шорохом. Он бы не заметил этого, до того шаги этого существа были бесшумны, если бы не задрожали перила лестницы, за которые он держался. Кто-то подымался.
И по мере того, как он подымался, Люпена охватывало страшно неприятное чувство: он ничего не слышал. По легкому сотрясению перил он был уверен, что существо приближалось, и мог по каждому толчку сосчитать все пройденные им ступени; но не было никакого другого подтверждения этому странному ощущению чьего-то присутствия, когда различаешь жесты, которых не видишь, и улавливаешь шум, которого не слышишь. Все же из тьмы выступила несколько более темная тень и что-то, очевидно, нарушило тишину.