Хрустальный грот. Полые холмы
Шрифт:
10
Белазий увидел меня еще до того, как я вышел из тени деревьев, но не подал виду, что удивлен, только, сойдя с каменной дамбы, свернул в мою сторону. Спокойно и не спеша он приблизился к тому месту, где я стоял, и остановился, глядя на меня сверху вниз.
— Ага. — Это прозвучало как приветствие, и даже в голосе его я не услышал удивления. — Мне следовало догадаться. Давно ты стоишь здесь?
— Трудно сказать. Время пролетело так быстро. Мне было интересно.
Он молчал. Яркий лунный свет
Он не обратил внимания на вызов, прозвучавший в моих словах, и просто спросил:
— Что привело тебя сюда?
— Я спускался к берегу, когда услышал крик.
— Вот как, — снова сонно произнес он. — Откуда ты спускался?
— От сосновой рощи, где ты оставил своего коня.
— Почему ты выбрал эту тропу? Я же сказал тебе держаться дороги.
— Знаю, но мне хотелось проехаться галопом, и мы свернули на главную просеку; там с Астером приключилось несчастье — он подвернул ногу, и нам пришлось вести его домой в поводу. Мы шли медленно, а было уже поздно, поэтому я решил срезать через лес напрямик.
— Понимаю. А где же Кадал?
— По-моему, он подумал, что я поскакал домой, и, наверное, отправился следом. В любом случае сюда за мной он не приехал.
— Он поступил рассудительно, — произнес Белазий. Его голос был по-прежнему мягким, почти сонным, но сонным как у кота, лениво развалившегося у мышиной норы, мягким, как бархатные ножны, скрывающие острие наточенного кинжала. — Но несмотря на то… что ты слышал… тебе не пришло в голову убежать домой?
— Разумеется, нет.
Его глаза на мгновение сверкнули из-под длинных ресниц.
— Разумеется, нет?
— Мне необходимо было знать, что там происходило.
— А… Ты знал, что я буду там?
— Нет, я понял это, только когда увидел Ульфина и лошадей. И дело не в твоем совете не съезжать сегодня с дороги. Но я… скажем так, я знал, что сегодня ночью в лесу творится нечто необычное, и я должен был все разузнать.
Еще с мгновение он внимательно разглядывал меня. Я был прав, полагая, что он не удивится моему присутствию. Затем Белазий встряхнул головой:
— Пойдем, холодно, и я хочу поскорее надеть свой плащ. — Я последовал за ним, скрипя сандалиями по гальке, и он, не оборачиваясь, добавил: — Полагаю, Ульфин все еще там?
— Думаю, да. Ты запугал его до смерти.
— Ему нечего бояться, пока он держится подальше от моих дел и ничего не видит.
— Значит, это правда, что он ничего не знает?
— Не важно, знает он или нет, — безразлично обронил Белазий, — важно, что у него хватает ума молчать. Я пообещал ему, что если он будет повиноваться мне, не задавая вопросов, то я заблаговременно освобожу его, чтобы он успел бежать.
— Бежать? От чего?
— От
Мы шагали по тропе бок о бок. Я взглянул на него. Белазий был облачен в темное платье, намного элегантнее всего, что мне доводилось видеть в Маридунуме, даже на Камлахе. Его пояс был из прекрасной тисненой кожи, скорее всего итальянской работы, а на плече поблескивала в лунном свете большая круглая фибула, украшенная узором из колец и переплетенных золотых змей. Даже под пеленой, которую набросила на него сегодняшняя тайная церемония, Белазий выглядел утонченным римлянином с изысканными манерами.
— Прости меня, Белазий, — обратился я к нему, — но разве такие культы не умерли вместе с выходцами из Египта? Даже в Уэльсе такое посчитали бы старомодным.
— Возможно, и так. Но тогда можно сказать, что и сама богиня старомодна и предпочитает, чтобы ей служили так, как она к тому привыкла. Наши обряды столь же древние, сколь и она, они древнее, чем все, что способна была сохранить — даже в песнях или в камне — людская память. Задолго до того, как в Персии начали убивать быков, задолго до того, как эти обряды появились на Крите, задолго до того, как из Африки пришли небесные боги и в их честь были воздвигнуты эти камни, богиня уже обитала в священной роще. Теперь лес закрыт для нас, и мы отправляем свои ритуалы, где можем, но где бы ни была богиня — в камне, дереве или пещере, — есть роща, которая называется Немет, и там мы приносим наши жертвы. Вижу, ты понимаешь меня.
— Прекрасно понимаю. Об этих обрядах я узнал еще в Уэльсе. Но уже несколько сот лет никто не приносит жертв, подобных той, которую вы принесли сегодня ночью.
— Он был убит за святотатство, — масленым голосом ответил Белазий. — Разве тебя не учили?.. — Он вдруг застыл как вкопанный, и его рука метнулась к бедру. Тон Белазия изменился. — Это лошадь Кадала. — Он повел головой, словно охотничий пес, почуявший дичь.
— Это я приехал на ней, — объяснил я. — Я же говорил тебе, что мой пони охромел. Кадал, должно быть, уже дома. Думаю, он взял одну из твоих лошадей.
Отвязав кобылу, я вывел ее на освещенную луной тропу. Белазий убрал свой кинжал в ножны. Мы продолжили наш путь. Кобыла шла следом, тычась мордой в мое плечо. Нога у меня почти перестала болеть.
— Итак, Кадал тоже должен умереть? Выходит, дело не только в святотатстве? Ваши церемонии настолько тайные? Скажи мне, Белазий, дело в мистериях для посвященных или то, что вы делаете, — незаконно?
— И в том, и в другом. Мы собираемся там, где можем. Сегодня нам пришлось воспользоваться островом; там достаточно безопасно — обычно в ночь равноденствия к нему не приближается ни одна душа. Но если Будек прослышит об этом — жди беды. Убитый сегодня был человеком короля. Его держали здесь восемь дней, и все это время соглядатаи Будека разыскивали его повсюду. Но он должен был умереть.