Хрустальный грот. Полые холмы
Шрифт:
— Отойди.
Затем обратился ко мне:
— Ты справишься с кобылой, если мы пустим коней галопом? Я хочу вернуться прежде, чем Кадал обнаружит, что тебя нет дома и поднимет на ноги весь лагерь.
— Попробую. А как же Ульфин?
— А что Ульфин? Он отведет домой твоего пони, не беспокойся.
Белазий развернул лошадь и выехал из рощи. Ульфин уже подбежал, чтобы свернуть запятнанную кровью хламиду и засунуть ее в седельную сумку гнедой кобылы, после чего поспешил подставить мне свое плечо; опираясь на него, я с трудом вскарабкался в седло. Мальчишка молча отступил на шаг, но я успел почувствовать, что его бьет дрожь. Полагаю, такой страх
Я на мгновение натянул поводья и наклонился:
— Ульфин, он не гневается на тебя; все будет хорошо. Клянусь тебе. Поэтому не бойся.
— Ты… ты что-нибудь видел, господин?
— Совершенно ничего. — В моих глазах это и впрямь было правдой. Я серьезно посмотрел ему в глаза. — Великолепие тьмы и невинную луну. Но что бы я ни увидел, Ульфин, это не будет иметь последствий. Скоро меня посвятят. Теперь ты понимаешь, почему он не сердится? Вот и все. Возьми это.
Я вынул свой кинжал из ножен и бросил на землю; вонзившись острием вниз, тот задрожал в опавшей хвое.
— Оружие придаст тебе уверенности, но оно тебе не понадобится. Ты благополучно доберешься домой. Поверь мне. Я знаю. Обращайся с моим пони ласково, договорились?
Ударив кобылу по ребрам, я двинулся следом за Белазием.
Он поджидал меня — иными словами, он ехал неспешной рысью, но как только я нагнал его, пустил коня галопом. Гнедая кобыла не отставала. Я вцепился в повод и висел, как репей.
Деревья расступились, и луна давала достаточно света, чтобы ясно видеть утоптанную землю, ложившуюся под копыта лошадей. Прямая как стрела просека взбиралась на гребень, откуда на краткий миг стали видны городские огни.
Затем мы понеслись вниз и вскоре выехали из леса на засоленные равнины, выходящие к морю.
Белазий ни разу не сбавил скорости и не произнес ни слова. Я прилип к лошади, всматриваясь в дорогу перед собой, и гадал, поедет ли Кадал искать меня сам или возьмет с собой солдат.
Взметнув фонтан брызг, мы пересекли мелкий ручей, едва замочивший копыта лошадям, после чего плотно утоптанная тропа повернула вправо — к главной дороге. Я узнал это место; отправляясь из города, я заметил эту тропу, ответвлявшуюся от главной дороги сразу за мостом у лесной опушки. До моста и мощеной дороги оставалось всего несколько минут.
Тут, придержав коня, Белазий оглянулся через плечо. Моя кобыла поравнялась с ним. Жрец поднял руку и натянул повод. Лошади перешли на шаг.
— Слушай…
Лошади. Много лошадей, идущих на рысях по мощеной дороге. Они направлялись к городу.
Послышалась отрывистая команда. Мост озарился неровным светом факелов, и мы увидели подъезжавший отряд. Факелы высветили алого дракона на знамени.
Белазий выхватил у меня повод, наши лошади остановились.
— Это люди Амброзия, — произнес он или по крайней мере начал произносить, когда пронзительно и ясно, словно пропел петух, заржала моя кобыла, и ей ответил один из жеребцов на мосту.
Кто-то пролаял приказ. Отряд остановился. Еще один приказ — и лошади галопом понеслись в нашу сторону. Я услышал, как Белазий пробормотал себе под нос какое-то проклятие, потом он отпустил повод моей кобылы.
— Здесь мы расстанемся. А теперь держись и не распускай язык. Даже рука Амброзия не защитит тебя от проклятия.
Он хлестнул мою кобылу по крупу, и та прыгнула вперед, едва не сбросив меня. Я был слишком занят, пытаясь справиться с беспокойной кобылой, чтобы
Под знаменем в свете факелов нервно переступал серый жеребец. Один из сопровождавших меня солдат взял мою кобылу под узду и повел вперед.
— Он был один, господин. Не вооружен.
Командир поднял забрало [3] . Голубые глаза широко раскрылись, и слишком хорошо знакомый голос Утера произнес:
— Конечно, кто еще это мог быть. Ну, бастард Мерлин, что ты здесь делаешь один и где ты был?
11
Я помедлил с ответом, раздумывая, как много мне можно рассказать. Любому другому военачальнику я без труда наговорил бы полуправды, но Утер, похоже, собирался поквитаться со мной. К тому же для любого человека, побывавшего на собрании, как тайном, так и незаконном, он был не просто «военачальник», он был опасен. Нет, у меня не было причин покрывать Белазия, но я и не был обязан отчитываться — или давать объяснения — перед кем-либо, кроме Амброзия. В любом случае разумнее всего было уклониться от гнева Утера.
3
Автор по каким-то причинам упоминает забрало шлема, хотя в описываемые времена в Европе не существовало шлемов с забралом. — Примеч. пер.
Поэтому я взглянул ему в глаза, как я надеялся, с выражением полной искренности:
— Мой пони охромел, господин. Я поручил слуге отвести его домой, а сам взял его лошадь и поехал назад. — Утер хотел было что-то сказать, но я прикрылся невидимым щитом, который вложил мне в руки Белазий. — Обычно твой брат посылает за мной после ужина, и я не хотел бы заставлять его ждать.
Его брови нахмурились, когда я упомянул имя Амброзия, однако он лишь спросил:
— Почему здесь и в этот час? Почему ты не поехал торной дорогой?
— Мы были в лесу, когда Астер повредил ногу. На перекрестке мы свернули на просеку, от которой на юг ответвлялась тропа. Нам показалось, что по ней мы быстрее доберемся домой. Луна давала достаточно света, чтобы не сбиться с пути.
— Что это за тропа?
— Я плохо знаю этот лес, господин. Тропа взбирается на гребень, откуда сбегает к броду в полумиле отсюда вниз по течению.
Некоторое время он хмуро рассматривал меня.
— Где ты оставил своего слугу?
— Недалеко от развилки. Мы хотели удостовериться, что избрали правильную дорогу, прежде чем он отпустил меня одного. Надо полагать, сейчас он подъезжает к вершине гребня.
Я растерянно, но искренне молил всех богов, чтобы в тот момент на дороге не появился Кадал, отправившийся из города на поиски.
Утер смотрел на меня, не обращая внимания на беспокойно перебиравшего копытами коня. Тогда впервые я осознал, насколько он был похож на своего брата. И, опять же впервые, я заметил в нем некую властность и понял, несмотря на свою молодость, что Амброзий не зря отзывался о нем как о талантливом вожде. Утер, как никто другой, разбирался в людях. Я понимал, что он видел меня насквозь, чувствуя ложь, но не в силах разоблачить ее. Он размышлял и был полон решимости докопаться до истины…