Хуан Дьявол
Шрифт:
– Бруно смутило появление кабальеро вашего класса. Поэтому он так смотрит. – заметил Хуан, пытаясь погасить в глазах злобу, распалявшую его. – И не отвечает, потому что немой. Но это он слышал очень хорошо. Сдавай карты, Бруно, не бойся. Я принимаю противника. Твой новый клиент имеет очень много денег, неважно, что он не вынимает унции из кармана. Он заплатит все до последнего сентаво, что проиграет, а это скоро случится. Хотя он и родился, чтобы выигрывать, теперь же потеряет.
– Пожалуйста, хватит говорить глупости! – испуганно вмешался Ноэль, запинаясь. – Мы с Хуаном
– После случившегося вы не должны осмеливаться говорить мне даже слово, Ноэль, – высокомерно упрекнул Ренато. – Минуту назад этот человек бросил вызов всем присутствующим сразиться с его судьбой. Никто не ответил, кроме меня. Я сказал шестьдесят унций, вот они. Ты ждешь, чтобы измерить их, идиот?
Ловкими пальцами Бруно быстро раздал карты. Последние игроки с других столов исчезли. Только два или три остались вокруг стола, с любопытством наблюдая странную битву. Хуан казался спокойным, пока Ренато трясся от злобы, а Ноэль покорно опустил голову. Падали карты одна за другой в сгустившейся тишине сдерживаемых дыханий, пока…
– Король пик! – объявил Ренато. И довольный, не в силах скрыть резкость, заметил: – Невозможно изменить судьбу Хуана Дьявола! Ты потерял все одним махом!
– Нет! Одним махом будет все, что у меня есть. Все, что есть, против девяноста унций! – свирепо Хуан погрузил руки в карманы, извлекая горсти монет, смятые купюры. Там были деньги всех стран: маленькие и крупные фунты стерлингов, бледное золото Венесуэлы рядом со смятыми бумажками в сто франков и голландские флорины. – Здесь девяноста унций, чуть больше, чуть меньше. Все против твоего, если только не откажешь мне отыграться!
– Я не отказываю. И если хочешь играть, разрешаю, пока не доберусь до твоего грязного корабля! Карты, крупье!
Одна за другой падали карты в тишине, накаленной присутствующими, а напряженный от эмоций голос Ноэля перечислял:
– Бубновая двойка… тройка пик… пятерка треф… четверка червей… Бубновая дама!
– Я выиграл! – указал Хуан со смесью гордости и радости.
– Не трогай. Двести унций против этого! – предложил Ренато. И с выделенной иронией заметил: – Если только ты откажешь мне отыграться…
– Я никогда не отказываю! – гордо пришел в ярость Хуан. – Карты, крупье!
– Ай, моя хозяйка… хозяйка! Мы в самом деле едем в Кампо Реаль?
Ана, казалось, не могла шевелиться: мясистые губы подрагивали, смуглые щеки от страха стали пепельными. Она стояла перед Айме, которая нахмурившись, заставляла мозг быстро сочинять план, чья первая идея была подсказана матерью:
– Я злая… живу обманом, разве ты не слышала? Собственная мать так думает. Ее две дочери так далеки от ее сердца, одна возвышенная… возвышенная – это Моника… злая… злая я, конечно же. Нет низости, на которую я была бы неспособна, потому что у меня нет сердца. Д`Отремон меня купили… купили своей уважаемой фамилией. Я их собственность, понимаешь? Понимаешь?
– Я понимаю, куда мы должны ехать. Вы не знаете, как там все стало,
– Я знаю… но скоро не она будет приказывать, а я, поняла? Это единственное, что я могу забрать, и заберу.
– Но я числюсь у Баутисты в черном списке! – пожаловалась испуганная Ана.
– Ты на моей стороне. Пока служишь хорошо, тебе нечего бояться. Послушай, Ана, до того, как сеньора Д`Отремон взяла тебя к себе в услужение, ты жила в высокой части имения, да?
– Да, хозяйка, я работала на плантации кофе. Как это было ужасно! Нужно было загружать корзину вот такого размера сюда на голову, срывать каждое зернышко по одному. А когда корзина переполнится, тогда можно было поесть. И в хижинах спали все вместе, как собаки.
– Не все живут так. Есть танцы, иногда праздники. А чуть выше ущелья живет женщина, которую все уважают.
– Ах, да! Там живет Чала, колдунья. Все называют ее Карабоссе. Ее всегда зовут для умерших, чтобы она одела их в саван, а еще когда кто-то родился. Она продает мази от заболеваний, амулеты для привлечения любви, шелковые куклы, которые служат мести, потому что то, что делают с куклой, будет происходить с человеком, которому мстят.
– Говоришь, ее зовут, когда рождается ребенок?
– Да, хозяйка, почти все женщины кофейной плантации для этого зовут ее. Когда хотят, чтобы ребенок родился или не родился. Она исцелила многих от всяких болезней, но я боюсь ее.
– Мы повидаемся с ней. Ты не должна никому говорить. Сделаем так, чтобы никто не узнал, но эта женщина поможет мне. Я дам ей столько денег, сколько она никогда видела, и она сделает то, что я велю.
– Ренато, наконец ты пришел! Я умираю от беспокойства, сынок!
– Не стоит, мама.
Солнечный свет омывал блеском центральный двор старого жилища Д`Отремон. Ренато, уклоняясь от матери, прошел в библиотеку. Похудевшая и дрожащая ладонь Софии взяла его за руку, с затаенным упреком останавливая:
– Ты провел ночь не дома, Ренато.
– Действительно, – подтвердил Ренато с неподдельным дурным настроением. – Я был на улице, но…
– Ты не смог бы уделить мне несколько минут, сынок? Я возвращаюсь в Кампо Реаль и забираю Айме. Разве не этого ты желал? Не просил меня это сделать?
– Я уже несколько дней просил об этом.
– А теперь не хочешь, чтобы мы уезжали? Тебя не волнует? Все равно? Вижу, ты очень огорчен. И я чувствую себя больной. Не зашел бы ты ко мне.
Ренато тихо позволил себя увести, а беспокойные глаза матери читали на его лице следы ужасной бури, опустошившей его душу. Она привела его в самую большую спальню с большими окнами, закрытыми шелковыми занавесками, через которые едва проникал дневной свет, болезненный для глаз Ренато. В свежем воздухе, отдающем ароматом лаванды, в приятном тусклом свете знакомой атмосферы, он почувствовал, что расслабляются натянутые нервы. Будто он снова вернулся в детство и искал в материнской нежности защиту от всех зол.