Хуайнаньцзы
Шрифт:
Прежние ваны оттого умели сообразоваться со временем, держать все в порядке, обогащать страну, приносить пользу народу, заполнять пустое, привлекать далеких, что их дао было совершенным. Они могли это не потому, что глаза их умели смотреть, а ноги ходить, а потому что они стремились к пользе. Они стремились к пользе [народа] и никогда о ней не забывали, и благодаря этому во всех службах сам собой устанавливался порядок. Вот взять, например, сердце. Оно присутствует в девяти отверстиях и четырех конечностях, и хотя само не может выполнить ни одного дела, однако всегда и везде – в покое и движении, наблюдая и слушая, – всему хозяин, потому что постоянно печется о пользе [тела]. Яо творил добро, и все доброе пришло к нему; Цзе творил неправое, и все неправедное собралось вокруг него. Добро накапливается, и подвиги свершаются; несправедливость накапливается, и несчастье происходит.
Известно, что одни осторожны, воля других устремлена к великому, ум тех подобен кругу, а поступки этих прямы, как стороны квадрата; одни широко используют свои способности, а другие предпочитают сосредоточиться на малом. Тот, кто осторожен, раздумывает о несчастье прежде, чем оно свершилось, готовится к бедствию раньше, чем оно разразилось; боится ошибиться, осмотрителен в самой малости, не смеет дать воли своим желаниям. Кто устремлен к великому, обнимает собой тьму государств, объединяет в одно различные нравы и обычаи, покрывает собой [как небо] весь народ, как если бы все принадлежали к одному роду; правые и неправые устремляются к нему, как спицы ко втулке. Чей ум подобен кругу, движется по кольцу, вращается по кругу, начало в конец, конец в начало, разливается по сторонам, растекается на четыре стороны, неиссякаем как глубокий источник, побуждает к росту тьму вещей, все откликается ему, как эхо. Чьи поступки прямы, как стороны квадрата, стоит прямо и не сгибается, белоснежно чист и не загрязняется, идет до конца, не меняя поведения, проникает во все, будучи всегда сдержан.
Чьи способности используются многообразно, одинаково искусен как в военных, так и в гражданских делах, во всем знает меру; что-либо устанавливая или упраздняя, каждого определяет на должное, так что ему нет надобности силой обуздывать строптивых, всему находится точно соответствующее ему место. Кто предпочитает сосредоточиваться на малом, держит в руках рукоять [власти], придерживается искусства; избирает необходимое, чтобы откликаться на многое; держится малого, чтобы управлять обширным; сохраняет покой, держась середины (меры); вращается вокруг оси, чтобы с помощью одного объединять десятки тысяч так, как подбирают две половинки одной бирки.
Итак, тот, кто осторожен, накладывает на себя запрет в самом малом; чьи устремления велики, обнимает собою все; чей ум стремится к круглому, знает все; чьи поступки прямы, как стороны квадрата, – сдержан в действиях; кто способен ко многому, тому все подчиняется; кто ограничивает свои деяния, тот сосредоточивается на главном.
В древности Сын Неба давал аудиенции, гуны и цины [348] подавали прямые советы, ученые мужи читали нараспев песни [в поучение], слепцы увещевали, учителя наставляли, простой народ передавал речения, историографы записывали прошлое, кравчий ведал столом – и все-таки как будто чего-то недоставало. И вот Яо установил барабан для тех, кто хотел подать совет; Шунь завел дерево, на котором записывалась всякая хула; Тан учредил должность следящего за правильным поведением; царь Воинственный подвесил маленький барабанчик для тех, кто хотел предостеречь царя, – ошибка может быть подобна маленькому волоску, но о ней надо знать. Мудрецы за добро, хоть малейшее, возвышали; ошибки, хоть самые малые, исправляли. Яо, Шунь, Юй, Тан, царь Просвещенный, царь Воинственный – все спокойно правили Поднебесной, обратив лицо к югу. В те времена при звуках большого барабана садились за еду, при звуках мелодии «Юн» кончали еду, отобедав, приносили жертву духу очага, отправляясь в путешествие, не обращались к шаманам, а души покойников не смели насылать наваждений, горы и реки не грозили бедствиями. Можно сказать, что это были времена, достойные высшего почитания. И тем не менее:
348
Гуны – ближайшие родственники царя в царствах Чжоу; цины – высшие сановники царств.
Отсюда видно, что мудрецы помнят об осторожности. В «Песнях» поется:
Этот царь Просвещенный Осторожен был и предусмотрителен. Славно служил Верховному владыке И был одарен великим счастьем. [350]Об этом сказано.
Царь Воинственный пошел карательным походом на Чжоу, раскрыл житницы у Великого моста, роздал сокровища Оленьей башни, присыпал могилу Би Ганя, [351] нашел селение Шан Юна, [352] посетил храм Чэн Тана, освободил Цзицзы, [353] повелел каждому занять свое жилище, обрабатывать свое поле, не различал ни старого, ни нового – лишь мудрость была ему близка, использовал себе незнакомое, брал на службу чужих так спокойно, как будто всегда так было. Отсюда видно, что устремления мудреца велики.
349
В восемнадцатой главе «Хуайнаньцзы» эти слова приписываются Яо (7, 305).
350
Цитата из «Книги песен» (III, 1, 2).
351
Житницы у Великого моста – царь Воинственный раскрыл царские житницы, чтобы накормить народ; Оленья башня была якобы протяженностью в три китайские мили и высотой более трех тысяч метров, в ней иньский Чжоу хранил свои сокровища.
352
Шан Юн – согласно комментатору, учитель Лаоцзы, живший якобы во времена иньской династии (XVI–XII вв. до н. э.). Лаоцзы, как известно, жил в VI в. до н. э. Возведение его «генеалогии» к Шан Юну связано, по-видимому, с процессом сложения в ханьское время житий первоучителей философских школ. В «Хуайнаньцзы» прямо говорится: «Лаоцзы учился у Шан Юна. Увидел его язык и познал, что надо держаться мягкого». Поясняя это место, комментатор говорит, что Шан Юн показал язык Лаоцзы, и тот понял различие между мягким (язык) и твердым (зубами). В этом рассказе фигура учителя представлена в виде юродивого мудреца, что также типично для даосского жития. Упоминая здесь Шан Юна, автор, конечно, намеренно связывает имя царя Воинственного (конфуцианская традиция) с основателем даосизма Лаоцзы.
353
Цзицзы – согласно комментатору, сводный брат иньского Чжоу, обращенный им в рабство. По другой версии – его дядя.
Царь Просвещенный и гун Чжоу обозревали чередование приобретений и утрат, вникали, что есть истина и ложь; что способствовало процветанию Яо и Шуня и что погубило Цзе и Чжоу – все запечатлено в Светлом зале. [354] Они скромно оценивали собственный ум и много спрашивали, чтобы откликаться беспредельному. Отсюда видно, что ум мудрецов подобен кругу.
Чэн и Кан были преемниками царей Просвещенного и Воинственного, они сохранили установления Светлого зала, изучили причины существования и гибели, познали законы превращения успеха в поражение. Они не говорили вопреки дао, не поступали вопреки справедливости (долгу), а если вырывалось недолжное слово, свершался недолжный поступок, то избирали меньшее зло. Отсюда видно, что поступки мудрецов прямы, как стороны квадрата.
354
Светлый зал (Минтаи) – царский приемный зал, где Сын Неба (т. е. царь царей) давал аудиенции, где совершались жертвоприношения, решались все важнейшие государственные дела. Светлый зал в представлении древних ассоциировался с определенным образом правления, связываемым с именами главным образом, основателей династии Чжоу (XI–III вв. до н. э.).
Кунцзы был так велик, что умом превосходил Чан Хуна, храбростью поспорил бы с Мэн Фэном, ступнями он измерил Цзяо и Ту, [355] силой обладал такой, что выталкивал засов из городских ворот, обладал многими способностями, однако известен среди людей не храбростью, не ловкостью и мастерством – славу некоронованного царя завоевал он благодаря своему особому образу жизни и проповедью учения. [Вот что значит] ограничивать свои деяния. Летопись «Весны и осени» [356] охватывает период в двести сорок два года. За это время пятьдесят два государя пало, тридцать шесть государей было убито. [Конфуций] отобрал доброе, вымел безобразное, чтобы очертить путь царей. [Вот что значит] суждения обширны.
355
Чан Хун – легендарная личность, ставшая затем персонажем житийных сказаний, имел прозвище «Познавший Великое дао». Цзяо – городок в царстве Цзинь во времена Конфуция. Ту – маленький город в Лу. Вероятно, автор хочет сказать, что Конфуций, сам будучи родом из Лу, бывал в разных царствах и в самых маленьких уголках этих царств.
356
Составление и редакция летописи «Весны и осени» приписывается Конфуцию. Впоследствии летопись была включена в конфуцианский канон «Пятикнижие». В ханьское время она уже воспринималась как назидание Конфуция потомкам. Сыма Цянь (II–I вв. до н. э.), в частности, писал: «Действительно, канон “Чунь-цю”… на первом месте ставит – осветить путь истинных трех древних государей, а на втором – судить историю людей и действий их; указал он [Конфуций] на то, что ему неприемлемо и одиозно, объяснил, где лежит правда и неправда…».
Попав в окружение в Куане, он не изменился в лице и не прервал песни. Находясь на краю гибели, подвергаясь крайней опасности, он оставался верен долгу, вел себя сообразно ли, и воля его оставалась непоколебимой. [Вот что значит] судьба ясна. [357] Затем, став в Лу главой уголовного приказа, какое бы дело ни слушал, непременно его правильно разрешал. Составил летопись «Весны и осени», в которой не говорил о духах, не брал на себя смелости судить об этом. Ум мудреца хоть и способен ко многому, однако то, что он оберегает, – мало. Поэтому если что начинает, то непременно славно завершает. Ум же глупца слаб и способен к малому, однако он чрезвычайно деятелен и, взявшись за дело, быстро исчерпывается.
357
В «Изречениях» Конфуций в этом эпизоде говорит: «Царь Просвещенный умер, но разве не я должен продолжить его дело? Если бы Небо желало положить конец просвещению, то разве вручило бы его мне, живущему после? Если же Небо не хочет губить просвещение, то что мне могут сделать куанцы?» (IX, 5).
У Ци и Чжан И [358] разумом не могли равняться Куну и Мо, однако вступили в соперничество с владеющим десятью тысячами колесниц, за что и были разорваны колесницей и четвертованы. [359] Итак, если кто совершает преобразования на основе истинного учения, тому легко, и он непременно достигнет успеха; кто же ересью опутывает современников, тому приходится трудно, и он непременно потерпит поражение. Если кто хочет чего-либо добиться в Поднебесной и при этом отказывается от легкого успеха, а берется за трудное и наверное обреченное на поражение дело, то он просто глупец. Так что эти шесть противоречивых вещей нельзя не принимать в расчет. [360]
358
У Ци и Чжан И – известные политические деятели IV в. до н. э.
359
Владеющий десятью тысячами колесниц, то есть Сын Неба. По свидетельству Сыма Цяня, У Ци был заколот копьями в царстве Чу, а Чжан И умер своей смертью в Вэй.
360
Шесть противоречивых вещей, то есть шесть характеристик мудрости.
Знать все о тьме вещей и не знать пути человека не может называться умом. Любить все живое и не любить людской род – это не может быть названо милосердием. Милосердный любит себе подобных, умный не может заблуждаться. Милосердный, хотя бы его резали на куски, не отступится от своего. Умный и в самом трудном деле умеет найти ясное решение. Он относится снисходительно к инакомыслящим, не навязывает своего другим. Судит по близкому о далеком, по себе – о людях. Его поступки есть сочетание милосердия и ума. Применяя учение к малому, он обеспечивает возможность существования великого; применяя наказание к малому, он обеспечивает покой великому. Только умному дано ощущать сострадание как единственный побудительный стимул. Милосердие и ум переплетаются, иногда объединяются в одно. На их сочетании основано правильное [поведение], на их переплетении основана власть. Их назначение – одно. Чиновники государственных палат стоят на страже закона, благородные мужи блюдут справедливость (долг). Но и чиновники государственных палат не могут [должным образом] управлять, если придерживаются лишь закона и не соблюдают справедливости (долга). Занятия земледелием изнурительны, ткачество – утомительно. Хотя эти занятия утомительны и изнурительны, люди не бросают их, потому что знают, что они их одевают и кормят. Человеческая природа такова, что не может человек обходиться без одежды и пищи, а основа этого – в земледелии и ткачестве. Известно, что занятия земледелием и ткачеством поначалу трудны, но в конце концов приносят выгоду. Масса глупцов умеет очень мало, а дел, требующих управления, очень много. То, с чем может справиться глупец, незначительно, вот почему он является причиной многих несчастий. Умный же все, что необходимо сделать, делает исчерпывающе, с чем необходимо управляться, делает до конца, и потому он является причиной лишь единичных несчастий. Умный сначала противится, а затем соглашается. А глупый сначала наслаждается, а в результате страдает. Что нужно для сегодняшнего успеха? Что нужно для осуществления справедливости завтра? Об этом легко говорить, но трудно действительно знать – что же нужно для осуществления справедливости сегодня и успеха дела назавтра. Спроси слепого музыканта: «На что похоже белое?» Ответит: «На белый шелк». – «А черное?» – «На тутовую ягоду». А возьмет в руки белое и черное, посмотрит – и не знает, где что. Люди распознают белое и черное глазами, рассуждают о них устами. Слепец на словах рассуждает о белом и черном, но не может их знать. Поэтому говорит о них так же, как все, а вот различить, как все, не может.