Художественные музеи Голландии
Шрифт:
В собрании Маурицхёйса великие мастера XVII столетия — Хальс, Рембрандт, Вермеер — выступают в окружении своих современников. Тут работы Терборха и Стена, Рёйсдаля и Арта ван дер Нера — пейзажи, портреты, жанровые сцены, то тихие, то шумные и жизнерадостные. Тут и обширная коллекция произведений известного голландского живописца XVIII века Корнелиса Троста, в частности серия из пяти пастелей, изображающая различные стадии холостяцкой попойки, — «Встречи друзей у Бибериуса» (1739–1740). Латинские надписи на старинных рамах иронически комментируют события: «Шумно было в доме», «Кто мог, шел; кто не мог, падал» и т. д.
Особняком в экспозиции музея стоит небольшой зал, посвященный немецкой живописи эпохи Возрождения. Здесь выделяются замечательные произведения Ганса Гольбейна Младшего (1497/98-1543) — «Человек с соколом» (1542) и в особенности «Портрет Роберта Чизмена» (1533), также изображенного с соколом
Как и Амстердам, Гаага располагает наряду с музеем классического старого искусства большим Городским музеем, где представлено искусство XIX–XX веков. Он находится в новом районе, далеко от старого центра города, неотъемлемой частью которого является Маурицхёйс.
Музей Франса Хальса в Гарлеме
Город Гарлем в течение столетий был одним из важнейших экономических и культурных центров Голландии. О его былом расцвете свидетельствуют многочисленные старые постройки, до сих пор с окрестных равнин издалека видна могучая громада его средневекового собора. В отличие от соседнего Амстердама или быстро разросшегося Роттердама Гарлем в наши дни не стал крупным промышленным городом. Он отстал от века, зато во многом сохранил не только старую планировку, но и застройку XVII столетия.
Одно из самых интересных зданий Гарлема — бывшая богадельня, выстроенная в 1608 году выдающимся голландским архитектором Ливеном де Кеем. Снаружи, с улицы, она мало чем отличается от окружающей почти такой же старой скромной кирпичной застройки. Ворота, как коридор, пересекают толщу здания. Пройдя через них, попадаешь в гармоничный и спокойный по пропорциям квадратный внутренний двор. В окружающей его кирпичной стене, украшенной только двумя рядами окон, выделен главный портал, который находится прямо против арки ворот. Миновав этот портал и вестибюль за ним, входишь в просторный зал, некогда, вероятно, служивший для заседаний «регентов» — богатых попечителей богадельни. В 1664 году два их групповых портрета были написаны Франсом Хальсом. Старый художник мог считать этот выгодный заказ большой удачей. Он, правда, не был призреваемым в этом заведении, но был настолько беден, что получал вспомоществование от города. Ныне же мы вспоминаем о господах регентах только потому, что Франс Хальс когда-то написал их, а старинная богадельня стала музеем его имени.
Как уже упоминалось, художественный музей был основан в Гарлеме еще в 1862 году. В 1906 году городской магистрат приобрел для него здание Ливена де Кея. Памятник той же эпохи, что и основное ядро музейного собрания, это здание служит не просто вместилищем, но и идеальным эстетическим обрамлением для произведений гарлемских живописцев. В соответствии с новым назначением оно было перестроено внутри, и в 1913 году в нем открылся Музей имени Франса Хальса.
Ливен де Кей. Богадельня в Гарлеме (ныне Музей Франса Хальса). 1608
На этот раз перед нами не государственный музей национальной художественной культуры, как в Амстердаме, и не «кабинет» отдельных выдающихся произведений, как в Гааге, а городской музей. Здесь собраны главным образом работы местных живописцев с XV до начала XIX века.
Среди произведений конца XV — начала XVI века выделяются работы Яна Скореля. Скорель жил в Утрехте, однако обладал в Гарлеме прочными связями. В 1527–1529 годах он написал групповой портрет членов гарлемского братства паломников, побывавших в Палестине, причем включил в него и свое собственное изображение (третий справа). Картина Скореля необычного формата — длинная горизонтальная полоса, на которой в виде фриза выстроились парами члены благочестивого братства. Над головой каждого — его герб, в руке у каждого — пальмовая ветвь, знак его паломничества в «святую землю». В наивной композиции слышится отзвук седой древности, но лица людей свидетельствуют о новом самосознании эпохи. Острохарактерные, то грубые, то одухотворенные, полные энергии и решимости, эти лица написаны уверенной рукой мастера-портретиста. В них живет возрожденческое убеждение в достоинстве и обширных возможностях человека, и истинно нидерландский интерес к его индивидуальному своеобразию. Работа Скореля стоит на более высоком профессиональном уровне, чем созданные в те же годы первые групповые портреты амстердамских мастеров (см. выше), однако в ней значительно слабее сказалось то чувство коллектива, та бурная энергия самоутверждения, которые составляют силу амстердамских картин.
По соседству с «интеллигентными», «учеными» произведениями Скореля и его итальянизирующих последователей в темноватом закоулке старого дома висит картина, обладающая скорее исторической, чем художественной ценностью. Это грубо исполненный портрет старой, но крепкой женщины в обычном платье и чепце, но с алебардой в руке и целым арсеналом оружия у пояса. Подписанный внизу стишок сообщает нам, что это «женщина по имени Кенау», которая «сражается с испанским тираном». Кенау — предводительница женского отряда в ополчении Гарлема во времена нидерландской революции — прославилась своим участием в героической обороне города, осажденного испанскими войсками в 1572–1573 годах. Тогда-то и был написан ее портрет, в котором дыхание тех грозных лет чувствуется куда сильнее, чем в академических упражнениях художников-профессионалов.
Таких художников в Гарлеме было немало, и в залах музея нет недостатка в «ученых» картинах с множеством обнаженных фигур в различных позах со сложными перспективными сокращениями. Правда, эти фигуры редко достигают идеальной красоты, присущей персонажам итальянских живописцев. У голландцев обычно в образе олимпийского бога или библейского героя отчетливо проступают далеко не идеальные черты натурщика, а та или иная слишком достоверная деталь низводит изображенную сцену с заоблачных вершин прекрасного на реальную земную почву. Примером могут служить находящиеся в музее многочисленные произведения Корнелиса Корнелиссена (Корнелиса Гарлемского; 1562–1638). Показательно, что наиболее значительное произведение ему удается создать тогда, когда перед ним встает задача непосредственного изображения действительности, то есть в портрете. Уже в 1583 году Корнелис написал великолепный групповой портрет гарлемских стрелков. В нем он впервые сделал попытку создать живую группу, нарушив однообразные застывшие ряды фигур. На картине Корнелиса часть стрелков стоит, другие сидят вокруг стола, причем несколько человек повернулись спиной к зрителю. Они переговариваются между собой, некоторые сильно, но однообразно жестикулируют. Настоящей естественности всей сцены не получается: слишком много условного в позах и жестах, а главное — слишком тесно столпились фигуры, им не хватает места, пространства, воздуха для дыхания. Гармония целого, нарушенная неестественной и беспорядочной пространственной композицией, восстанавливается при помощи композиции колористической. Построенная на контрастном сочетании светлых (белый, желтый) и темных (серо-лиловый, черный) тонов, живопись отличается замечательными декоративными качествами. Висящая в том же зале, что и написанный три с лишним десятилетия спустя групповой портрет Франса Хальса, картина Корнелиса вполне выдерживает опасное сравнение с таким соседом.
Групповые портреты Хальса — величайшее из сокровищ музея. Все они были некогда заказаны ему членами стрелковых обществ или попечителями благотворительных учреждений Гарлема, стали впоследствии собственностью города и оказались в городском музее.
Самый ранний из них — «Банкет офицеров роты св. Георгия»- написан в 1616 году, когда художнику было около тридцати лет. Этот огромный холст (175X324 см) — первое монументальное произведение голландской живописи XVII века. Всего за несколько лет до того было заключено перемирие с испанцами, была признана фактическая независимость страны (юридически она будет признана только по Мюнстерскому миру в 1648 году).
Эпоха героической борьбы еще не отодвинулась в прошлое, гарлемские стрелки — вчерашние участники этой борьбы. В их самоуверенности есть оттенок неглупого добродушного юмора, они полны настойчивого самоутверждения, но не противопоставляют себя зрителю, как это обычно бывает в парадных портретах того времени. Доброжелательно и непринужденно обращаются они к зрителю, как бы готовые принять его с свою компанию. Здесь царит товарищеский корпоративный дух. Единство общего настроения сочетается с яркой выразительностью отдельных портретов: тут и полный чувства собственного достоинства полковник ван Беркенроде (второй слева), и насмешливый толстый капитан ван дер Меер (сидит перед столом, повернувшись боком к зрителю), и нарядный франт — знаменосец ван Оффенберг, стоящий у правого края картины. В 1612–1615 годах Хальс сам служил в этой роте и хорошо знал их всех.