Художник и его мамзель
Шрифт:
– Солидный человек, – кивнула Люба, осторожно откладывая в сторону увесистый книжный кирпич. – Пятеро детей – это не шутка. А жена у него где?
– В том-то и дело, что его Тамара неожиданно умерла. – Шурочка рассеянно пощелкала зажигалкой и снова закурила. – Хорошая как будто была женщина. И теперь Глеб находится в ужасном, отчаянном положении. Он так и сказал по телефону: «Шуренок, я в полном отчаянии!» А я ему ответила коротко, одним словом: «Выезжаю…» Ну зачем нам лишние слова? Глебушка и так знает, что теперь я буду для него и матерью, и сестрой, и женой. Там я сейчас нужнее, понимаете? Хотя я все же не представляла, что переезд связан с такими ужасными хлопотами: нужно что-то срочно продавать, увольняться…
– Но может, вам лучше туда для начала просто так съездить, на разведку? – не удержалась от вопроса Люба.
Она сама себя не узнавала. С какой радости ей-то удерживать здесь жену Павлуши? Ведь чем быстрее, тем… Но вопрос вырвался сам собой, и Бабочкиной почему-то он сильно не понравился.
– Все так говорят! Нет, это просто удивительно: все говорят одно и то же. Как это примитивно. Почему, почему люди привыкли мыслить штампами? – возмутилась Шурочка. – Вы все так говорите, потому что не можете себе представить по-настоящему высоких, не подвластных времени отношений. Несчастные люди, мне вас жаль. Вы уже допили свой кофе, ангел мой? Тогда пойдемте смотреть диван, пока вы меня окончательно не разочаровали.
Шурочка первой забежала в комнату и принялась показывать обстановку.
По отдельности это были старые, давно отслужившие свой век вещи. Но все вместе каким-то непостижимым образом они составляли дом, создавали домашний уют.
– Продается – все! – объявила она торжественно. – Хочу обратить внимание на кресло, очень удобное. Не смотрите, что у него нет одного подлокотника. Когда-то у нас была собака. Но так даже удобнее сидеть, можно под себя ноги поджать. Я всегда здесь телевизор смотрю, это мое любимое место.
И Шурочка показала, как ловко она умеет сворачиваться в кресле. Она на самом деле была не по возрасту гибкой и ловкой.
– А муж где обычно сидит? – с деланным равнодушием поинтересовалась Люба.
– Вот здесь, за спиной. И все время что-то рисует в своем блокнотике. Он не любит смотреть телевизор. Иногда я ему что-нибудь рассказываю, а он молча кивает. Кстати, и стол тоже очень хороший, с полировкой… Правда, он уже не раздвигается. Но зачем его лишний раз двигать? Когда-то у нас были шумные праздники. Представляете, ангел мой, в этих самых стенах мы устраивали что-то вроде художественного салона, и за этим столом собирались самые известные люди в городе, настоящие знаменитости: художники, писатели, артисты.
– А сейчас куда они подевались?
– Все в прошлом, ангел мой, все в прошлом, – вздохнула Шурочка. – И потом, мой муж… как бы вам сказать… он очень занятой человек, и ему жалко тратить время, как он сам говорит, на пустую болтовню. Так вы берете этот стол?
– Если артисты – то подумаю…
– Да, чуть не забыла: вы же спрашивали о диване. Вот же он! Сейчас я уберу с него зимние вещи и чемоданы, и можно будет убедиться, что он за эти годы отлично сохранился…
– Сколько же вашему дивану лет? – поинтересовалась Люба. – Наверное, ваш ровесник?
– Хотела бы я быть в его возрасте! – нисколько не обиделась Шурочка. – Ему же всего лет тридцать. На нем спит муж, когда не ночует в своей мастерской, а я – в другой комнате, поэтому им редко пользовались… Там, внизу, и ящик есть, где мы старую обувь храним. Хотите покажу?
– Ой, нет, лучше не надо! – испугалась Люба. – Я вам и так верю. Лучше не открывайте. И за сколько вы продаете диван?
– Мне кажется, он стоит не меньше тысячи рублей, – серьезно сообщила Шурочка, делая вид, будто что-то подсчитывает в уме. – Дело в том, что мне сейчас срочно, в первую очередь, нужно три тысячи рублей на билет. Но если бы вы в придачу взяли еще кресло и стол…
– Беру, – решительно махнула рукой Люба. – Я у вас здесь все покупаю. Все до единой вещи. Три тысячи отдаю сразу как задаток, а остальные деньги – позже, по частям. Договорились?
– Ой, договорились, – растерялась от неожиданности Шурочка, недоверчиво принимая протянутые деньги. – Значит, я уже сегодня смогу билет купить? Но ведь потом, может быть, очень скоро, я вернусь, и мы закончим свои дела. Только бы уехать…
– У меня есть одна маленькая проблема, – сказала Люба. – Дело в том, что я сейчас делаю дома ремонт и не могу сразу забрать весь ваш замечательный… антиквариат.
– Ну, уж скажете тоже… антиквариат, – с сомнением покачала головой Шурочка.
В настоящем антиквариате она, похоже, разбиралась. Все-таки искусствовед, не зря столько лет в музее работала.
– Для меня важнее всего, что все ваши вещи выдержали проверку временем, – бодро пояснила Люба. – Современную мебель делают такой ненадежной, непрочной, она под руками рассыпается. Конечно, на диване и кресле придется сменить обивку…
Люба посмотрела на потертый, скособоченный диван, и в голову ей пришла еще более гениальная идея.
– Да ведь я как раз у себя в квартире красить начала… Ужасно голова от краски болит. Вы не будете возражать, если я одну ночь, пока дома у меня проветривается, здесь переночую? На своем собственном диване?
– Ну да, вы же его купили, – пожала плечами Шурочка. – Я думаю, это ваше законное право. Но только я хотела сегодня уехать… Погодите, но как же тогда? Что же делать? Оставить вам запасной ключ?
– Конечно, я здесь ничего не украду! Не могу же я сама у себя украсть. Здесь же все теперь мое, – засмеялась Люба. – А деньги я вам постепенно, по частям отдавать буду.
Похоже, у Шурочки окончательно все перепуталось в голове.
– Ну да, правильно. Но только… Мне бы мужа все-таки предупредить, – вдруг вспомнила она. – Или – наоборот, не нужно? Он обещал зайти вечером. Да, но это вовсе не значит, что он меня здесь застанет. Хотя… Как мне все надоело!
Шурочка задумалась, вставила в рот очередную сигарету и машинально закурила.
– В принципе я уже двадцать лет назад сказала ему, что это когда-нибудь случится, и тогда он не сможет меня удержать. Но он даже не пытается, ему все равно… Он и не заметит, что меня уже нет! – воскликнула она, словно продолжая перед кем-то оправдываться.