Художник моего тела
Шрифт:
Порыв пронизывающего ветра пронесся по длинной аллее складов.
Я задрожала от холода.
Обхватив себя руками, я изо всех сил старалась унять дрожь. У меня все еще болела спина после глупой попытки совершить грандиозный прыжок в воздухе, а на коленях остались синяки от того, что я на них приземлилась.
На моем телефоне было еще семь пропущенных звонков, и я приготовилась к реакции Гила, когда он, наконец, найдет меня на пороге своего дома.
«У тебя получится».
Я
«Спроси его строго, но вежливо».
Я сделала глубокий вдох.
«Не позволяй ему менять тему или спорить».
Мой взгляд упал на пешеходный проход. Дверь оставалась закрытой, но в щель между внутренним и внешним пространством скользнуло что-то белое.
Подойдя к граффити, я зашипела от своих новых синяков и наклонилась, чтобы забрать большой конверт.
Я нахмурилась, разглаживая пустой бланк без указанного на нем адреса.
Возможно, у Гила не было почтового ящика? Может, почтальон всегда доставлял корреспонденцию таким образом?
Выпрямившись, я подняла руку, чтобы постучать. Чтобы покончить с этим противостоянием. Но мой взгляд снова скользнул по конверту, и пальцы пробежались по невидимому содержимому.
Без адреса... чудно.
Незапечатанный... странно.
Плотный.
Гладкий.
Возможный ключ к... чему-то.
Нарушая закон и доверие Гила, я закинула сумочку на плечо и открыла отклеившийся конверт.
Затаив дыхание, я вытащила одинокий листок бумаги и фотографию.
У меня в легких тут же испарился весь кислород.
Кровь превратилась в мокрый снег, а сердце — в безжизненный камень, когда я прочитала ужасающую угрозу. Угрозу, адресованную художнику по телу, но предназначенную для его живого холста.
Мне.
Её.
Сегодня вечером.
Больше никаких оправданий.
Время выбирать.
Либо она, либо я навсегда лишу тебя твоей самой драгоценной любви.
Простые предложения были набраны жирным шрифтом и набраны жутким черным цветом. Приказ, а не просьба.
Я проглотила крик, уронив бумагу и сжав фотографию.
Мою фотографию.
На ней я выходила из офисного здания сегодня вечером, скрыв волосы под серым шарфом и удаляясь прочь быстрыми и крадущимися шагами.
Тревога и страх разбили в моих венах кристаллы льда, устремив огонь в сердце. Я больше не стояла, застыв, на крыльце Гила, а отшатнулась назад, пытаясь разгадать эту новую загадку.
Но дверь открылась.
Дверь открылась, и там стоял Гил.
И мы встретились глазами, полными вселенской тоски.
Его
Гил побледнел.
На его лице отразилась мука.
Он почти что упал на одно колено.
Почти.
Объятый волной отчаяния и ужаса, Гил вцепился рукой в дверной косяк, удержавшись в вертикальном положении. Горло у Гила сильно напряглось, как будто его вот-вот вырвет. Глаза наполнились слезами, он покачал головой и сорвавшимся голосом пробормотал что-то непонятное.
Его абсолютное горе напугало меня больше всего на свете.
Это была правда.
Вот доказательства, которые мне были нужны.
Гил не был убийцей.
Но он был в этом замешан.
Как-то.
И сейчас… в этом была замешана и я.
Я попятилась, бросив фотографию в его сторону.
— Не прикасайся ко мне. Не подходи.
Мой голос заглушил его страдание, и Гил склонил голову в знак поражения.
Когда мы снова встретились взглядом, в его зеленых глазах больше не было слез. Не было мучений. Только глубочайшее, безмерное горе.
— Олин...Я пытался тебе дозвониться.
— Мне нужно было время подумать.
— Я позвонил, чтобы сказать тебе держаться от меня подальше. — Его голос сорвался от ярости. — Какого хрена ты вернулась? Ты не должна была возвращаться.
— Нам нужно было поговорить.
— Нам не нужно больше видеться. — Гил так сжал переносицу, будто его разом подкосили все головные боли в мире. — Я оставлял сообщения. Я говорил тебе...
Выйдя из своего склада, он направился ко мне.
— Я пытался тебе сказать. Я предупреждал тебя. Я…
— Не приближайся. — Я вскинула вверх руку, образуя между нами стену. Стену, отгораживающую нашу подростковую трагедию и несостоявшийся зарождающийся роман. — Я ухожу.
Он снова покачал головой, печально, медленно.
— Лучше бы ты никогда не появлялась. Тогда у меня не было бы выбора.
— Забудь, что я это сделала. Я уйду. Сейчас же.
Гил разжал и сомкнул руки. Его взгляд упал на лежащую на земле фотографию. На мгновение он кивнул, как будто соглашаясь. Соглашаясь, что мое исчезновение — это единственное что можно сделать. Что он выбрал меня, невзирая на последствия.
Но затем Гил закрыл лицо руками и закричал. Он ревел от беспомощности. Ревел в своей ловушке, из которой не мог выбраться.
И он выбрал не меня.
Он выбрал альтернативу.
Гил смирился с тем, что моей жизни конец, даже когда я изо всех сил пыталась убедить его в обратном.
Он сделал шаг ко мне, вскинул голову, и на его лице отразилось отчаяние.
— Я не могу позволить тебе это сделать.
Я попятилась, мое сердце сжалось от ужаса.
— Гил... дай мне уйти.