Художник моего тела
Шрифт:
— Почему, черт возьми, нет? Я же не собираюсь брать с тебя арендную плату. — Он потянулся за розовой рубашкой с кремовой отделкой.
Изгибаясь перед ним, я не дала ему забрать еще одну мою вещь.
— Я не могу находиться в твоем пространстве, в твоей постели без серьезной боли.
Гил замер, его взгляд остановился на мне.
— Ты боишься, что я подниму на тебя руку?
— Нет. — Я грустно рассмеялась. — Ты никогда не причинишь мне такого вреда... не считая того дня с полицией. — Я вздохнула. — Я говорю о других видах боли. Мы
Он напрягся.
— Это бардак, который можно устранить, не прикасаясь к тебе больше. — Слова, казалось, душили его.
— Это бардак, который будет только усложняться, чем дольше мы будем вместе. — Это физически разрывало мне сердце, но я заставила себя продолжить: — Ты не хочешь быть со мной — ты говоришь мне об этом снова и снова, — так что это нечестно с твоей стороны требовать, чтобы я проводила с тобой время... не тогда, когда я не могу перестать хотеть...
Гил накрыл своим ртом мои губы, заставив меня замолчать. Его язык проник в мой рот, поглощая меня.
Безудержный гнев и энергия искрились между нами.
Я поцеловала его в ответ — истощенная и жаждущая.
Гил зарылся пальцами в мои волосы, удерживая меня, когда наклонился ко мне, прижимая меня к стене. Его бедра покачивались напротив моих, его эрекция упиралась мне в живот.
Боже, у меня не было ни единого шанса.
— Как ты можешь быть такой храброй, когда у тебя никого нет? — Он поцеловал меня порочно и глубоко. — Как одиночество не съедает тебя заживо?
Я открыла рот, тяжело дыша. Мои губы покалывало, тело было потным и готовым ко всему, что он хотел мне дать, но его вопрос был ужасно жестоким.
Я сжала руки в кулаки.
— Я не одинока.
— А я да. — Его глаза искали мои. — Каждый день я понемногу умираю из-за этого.
— Ты не можешь говорить такие вещи.
— Такие вещи, как правда? — Гил провел большим пальцем по моей скуле. — Скажи мне, как ты это сделала. Скажи мне, что я должен делать. Черт, О... скажи мне, как остановиться... — Он наклонился, чтобы поцеловать меня снова, но я проскользнула под его рукой и оттолкнула его тело.
Он был мастером заставлять меня заботиться о нем. Был волшебником в том, чтобы заставить меня поверить, что ему не все равно.
Я снова потеряла всю свою силу, потому что Гил поцеловал меня, когда мне хотелось отстраниться. Он вторгся в мой дом, когда все, чего я хотела, это побыть порознь.
Он втянул в себя весь воздух и лишил меня выбора.
И все равно я не могла сказать «нет».
Я вздернула подбородок, когда меня охватил настоящий гнев. Злость на то, что я ничего не знаю о нем, о его прошлом, настоящем, его секретах. Злость от того, что мне надоело ждать ответов.
Вопросы вырывались наружу и жгли язык. Я выплюнула их, как будто мы ссорились, а не предавались взрывному поцелую.
— Хватит. Хватит. — Я рассекла рукой воздух. — Ты не имеешь права спрашивать обо мне ни
— Сделке? — Его ноздри раздувались. Страсть между нами перешла в нечто смертельно опасное.
— Ты говоришь, что я одинока. — Я дразняще оглядела его с ног до головы. — И все же это ты самый грустный человек, которого я когда-либо встречала.
Все его тело напряглось, наполняясь угрозой.
— Олин... будь осторожна.
— Ты спрашиваешь, боролась ли я. Но ты не хочешь сказать мне, с чем борешься ты.
Его горло сжалось, когда он сглотнул.
— Я предупреждаю тебя.
— Джастин сказал, что что-то случилось...
— Джастин? — Рычание Гила заставило меня сжать губы. — Что, блядь, сказал Джастин?
Черт.
— Ничего. Только то, что...
— Джастин ничего обо мне не знает.
— Он знает, что что-то случилось. Так же, как и я знаю...
— Никто из вас ни хрена не знает.
— Ты так говоришь, как будто гордишься тем, что держишь в неведении двух людей, которым ты небезразличен.
— Горжусь? Нет. Благодарен? Да. — Его глаза сверкнули. — Тебе не нужно знать. Ты не можешь знать.
— Ты прав. Мне не нужно знать. Никому ничего не нужно знать о ком-то. Но когда-то мы были друзьями, и сейчас мы играем с огнем. Логичный шаг — больше узнать друг о друге.
— Это не логично. В этом нет ничего логичного.
— Я согласна. — Я поморщилась от боли в его голосе. — Нет ничего логичного в том, что ты вырубил меня за то, что я позвонила в полицию по поводу законного преступления. Нет ничего логичного в том, почему я продолжаю прощать твое отношение. Нет ничего логичного в том, что ты просишь меня остаться с тобой на три дня без каких-либо других объяснений, кроме того, что моя жизнь в опасности.
— Это лучшая причина подчиниться мне.
— Но не самая легкая.
— Раньше ты мне доверяла. — Его голос был размеренным и холодным.
— Да, и посмотри, к чему это привело! — Мой гнев вспыхнул, повышая мой голос на октаву.
Гил излучал опасность.
— Что, черт возьми, здесь происходит?
— Что ты имеешь в виду?
— Как это произошло? — Он размахивал рукой взад-вперед между нами, как будто мог физически прикоснуться к горящей, кровопролитной битве, которую мы начали сами. — Как мы перешли от поцелуев к войне?
— Я достигла своего предела. И хочу знать, что ты скрываешь.
Гил приподнял бровь размеренным, отточенным движением.
— Ты сумасшедшая, если думаешь, что я тебе что-то расскажу...
— Ты думаешь, это я сумасшедшая?
Он кивнул, скрестив руки.
— Несомненно.
Мой рот открылся.
Он хотел играть в эту игру? Обозвать и высмеять, чтобы избежать обсуждения тем о себе?
Отлично.
— Кто такая Олив, Гил?
Я приготовилась к взрыву. Охотно подливая в огонь бензин. Я ревновала его к мечте. Ревновала к другой О. К О, о которой он явно заботился, обожал, любил, скучал.