Художник
Шрифт:
– Нам бы покушать и переночевать. Курица и картошка на троих.
– Серебряная монетка перекочевала в широкую ладонь кривоногого бородатого мужика, чьи зоркие глаза под кустистыми бровями сразу нашли второго неизвестного хозяину посетителя.
– А третий где?
– поинтересовался он, подкидывая монету.
– Я за него. Говорят же, не в коня корм.
– И ведь не скажешь...
– мужик поскреб лохматый затылок.
– Что пить будем? Самогон, вино, пиво, виски? Или деткам молочка на ночь налить?
Какой-то мужичок,
– Да, - подтвердил Иржи, - молоко - это то, что надо. А парное есть?
Колченогий Жор, не ожидавший, что парень с ним легко согласится, заломил бровь и медленно кивнул.
– Пойду, скажу жене, уж должны были подоить...
Иржи, провожаемый нетрезвыми взглядами и перешептываниями, подошел к Фаркашу и сел рядом. И тут же с кухни выпорхнула девушка с ясно различимыми фамильными чертами. В ее руках был поднос, на котором стояли три больших тарелки с картошкой и мясом, а также две кружки, доверху налитые молоком.
– Приятного аппетита!
– Улыбнулась она Фаркашу, составляя тарелки и кружки.
– А вот ключ от комнаты на втором этаже. Направо по лестнице, номер второй.
И протянула ему ключ.
– Ну в кои то веки на меня обратили внимание!
– обрадовался Фаркаш, оборачиваясь к притихшему другу.
А Иржи, положив голову с растрепавшейся косой на руки, преспокойно спал, вдыхая горячий куриный аромат, плавающий прямо под носом.
Кое-как растолкав Иржи и уговорив покушать, Йожеф подхватил так неожиданно обессилевшего друга и корзину с доедающей Марж и, спотыкаясь на каждой ступени, потащил всех наверх. Открыв плохонький замочек на фанерной двери, он поставил корзину и, дотащив спящего на ходу молодого дракончика до кровати, сгрузил на нее прямо в одежде.
– Ничего, ты сегодня не пачкался...
– пробормотал он, устраивая друга поудобнее и накрывая одеялом.
– Наверное, опять магическое истощение! Может, ему не надо летать так подолгу?
В комнате было темно. Толстая свеча в подсвечнике стояла на столе незажженной. Ни спичек, ни зажигалки рядом не наблюдалось, а искать что-либо в темной комнате по абсолютно черным углам у Йожефа не было желания. Пройдясь по периметру маленькой комнаты на ощупь, он убедился, что здесь, кроме одной кровати и стола больше ничего не было.
– Вот гад какой, - пробурчал он, - мог бы с двумя кроватями дать! И вот как мы на таком топчанчике вдвоем поместимся?
Йожеф плюхнулся рядом со спящим Иржи и посмотрел в небольшой квадрат окна. По летнему времени оно было распахнуто, поскольку днем крыша очень нагревалась, отдавая свой жар маленьким помещениям для путников, устроенным на чердаке большого дома. Фаркаш снял ботинки и штаны, бросив их рядом с кроватью. Потом немного подумал, пошевелив пальцами на ногах, между которыми застрял речной песок. "Интересно, - подумал он, - как Иржи удавалось создать светящийся шарик? Может, у меня получится хотя бы зажечь свечу?"
Он представил огоньки в руках и, подумав о фитиле, щелкнул пальцами. Раздался треск. Йожеф тут же открыл глаза и посмотрел на стол. Свеча стояла, словно неколебимая скала на плоской равнине. Только вот равнина почему-то перестала считать себя столом и, словно при землетрясении, пошла неровными трещинами, видными даже в темноте.
– Дерьмо!
– горько пожаловался Фаркаш на свои скромные способности неизвестно кому и завалился на спину рядом с другом. Глаза постепенно начали закрываться, и он тоже уплыл в призрачный мир сновидений.
Очнулись они одновременно от того, что сильно ныли связанные за спиной руки, и горбатое дно большой телеги больно впивалось в бока, оставляя на мышцах и ребрах выпуклости с вмятинами. Над головами висел непрозрачный тент. Но по свету, падающему в телегу сквозь щели и дыры, да и проникающему сквозь саму ткань, можно было предположить, что на улице уже давно белый день.
– И что за хрень?
– Прошептал Фаркаш, едва они немного огляделись. А Иржи изогнулся и, привстав, посмотрел вперед.
– Знаешь, а нас похитили из этого трактира.
– прислонив губы к уху друга, пробормотал Иржи.
– Уже понял. Я не могу развязать руки! Придумай что-нибудь!
– Не могу.
– Задумчиво сказал сын Клана.
– Что-то не дает моему пламени вырваться наружу. Слушай, а этот трактирщик ничего не подмешал в молоко? Оно ведь отбивает запахи.
– А ведь точно! Ты, как выпил его, отрубился окончательно. Я с трудом заставил тебя жевать. Ну а я заснул сразу, как только втащил тебя наверх.
– Интересно, зачем мы им понадобились?
– Кому? Ты кого-то увидел?
– Ну да. Помнишь, в этом поганом трактире сидели трое или четверо в капюшонах, и двое троллей? Вот этот тролль как раз управляет нашей повозкой. Я узнал его по сережке в ухе. Она такая большая с самоцветными камешками...
– А может, спросим? Разве мы что-то теряем?
– Вдруг они нас снова чем-то одурманят, а то и по голове дадут?
Хоть парни шептались тихо, у тролля слух оказался хорошим. Он обернулся и спросил:
– Ну что, спалось сладко?
– Не очень. Веревки руки режут. Может, развяжешь?
– Не...- сказал тролль равнодушно.
– Мне неприятности не нужны. Довезу вас, сдам, тогда, может и развяжут. Или свяжут окончательно.
– А куда нас везешь? И зачем?
– Так даякам жертвы нужны, а старик трактирщик вас продал.
– Как это? И вообще, какое право он имел?
– Да кто вас искать-то будет? А ему - ваши монеты, да от даяков навар.
– А даяки, они кто? Я о таких не слыхал...
– кинул затравку для разговора Иржи, а сам Фаркашу на ухо: - Задавай вопросы и внимательно слушай. А я попытаюсь что-нибудь придумать...