Хулио Кортасар. Другая сторона вещей
Шрифт:
«Кароль протекла по моей жизни, как ручеек между пальцами», – написал Хулио матери и сестре.
Ее похоронили на кладбище Монпарнас, в той части города, которая нравилась Кароль больше всего. День был пасмурный и холодный. Над Парижем моросил дождь. Как рассказала нам Аурора Бернардес, во время похорон доктор Эрве Эльмаль подошел к ней и сказал, что лейкемия Кортасара прогрессирует и что, по его мнению, жить ему осталось года два с половиной, максимум три.
Глава 6. 1982 – 1984
«Вне времени». Последний приезд в аргентину. Монпарнас, 1984 г. Причина смерти, произошедшей во Франции
Сразу же после смерти Кароль Аурора переехала в квартиру на улице Мартель, чтобы помочь Кортасару в эти тяжелейшие для него дни пережить пустоту, вызванную потерей Кароль. Хулио не мог не оценить этого поступка Ауроры и был ей очень благодарен. Старые друзья писателя, и в Париже, и за его
Он убедительно просил Юркевича, главного зачинщика одного из таких проектов, отказаться от этой идеи. И хотя он, конечно, понимал, что его друзьями движет только искренняя любовь к нему, но возражал, поскольку сценический вариант появления перед публикой внушал ему сильную тревогу. Он считал, что не обладает нужными качествами, чтобы достойно выдержать подобное мероприятие. Это вполне можно понять, если учесть, что для него в тот момент единственной реальностью была могила Кароль; он признавался Юркевичу, что, стоя перед ней, «я вижу, как мимо проплывают облака, и чувствую, как уходит в никуда равнодушное время». Многие из друзей Кортасара, будучи свидетелями его глубокой депрессии, опасались, что это состояние приведет его к самоубийству. Однако Кортасар слишком любил жизнь, чтобы решиться на это. Он не собирался отказываться от жизни, но вынужден был подавлять в себе любое проявление эмоций, чтобы продолжить политическую деятельность, которой он занимался в последние годы.
По прошествии нескольких недель он немного приспособился к новым обстоятельствам и решил снова начать ездить по свету. Летом он принял приглашение Марио Мучника и провел некоторое время в доме Марио и его жены Николь, в Сеговии. Мучник рассказывает, что для писателя это было время душевного покоя: он много ездил на машине по окрестностям, читал, писал, беседовал с друзьями, особенно за ужином из жареного ягненка с салатом. Вот что говорит Мучник: «„Колония" наших друзей из Сеговии и Торрекабальероса приняла Хулио с восторгом. Ему показывали город, приглашали в гости, с ним жаждали общения, его хотели слушать и говорить с ним, спрашивали его о тысяче разных вещей. Хулио был просто ошеломлен. Однажды вечером в доме одного из соседей, Пеньялоса был шумный праздник с танцами, и его пригласили танцевать „хоту". Хулио танцует „хоту"! Есть люди, которые в это не верят, Угне Карвелис например, с которой у меня было интервью на радио годом позже, в Буэнос-Айресе. Она была очень агрессивно настроена по отношению ко мне и прямо в микрофон заявила, что я лгу, рассказывая эту историю: Хулио, мол, вообще не танцевал. Я чуть было не сказал, что если он не танцевал с ней, это не значит, что он не танцевал с нами. Но малодушно промолчал» (20, 125). От этих дней осталась фотография Кортасара, сделанная Мучником, где Кортасар снят в окружении солдат гражданской гвардии в Молино-дель-Саладо. Эти молодые люди были его почитателями и попросили его с ними сфотографироваться. Писатель согласился. На снимке он выглядит похудевшим и, судя по всему, с пониманием относится к ситуации, хотя и сохраняет серьезность. Его тогдашнее состояние лучше показывает другая фотография, сделанная примерно в те же дни, где Кортасар сидит в кожаном кресле, с печальным лицом и потерянным взглядом, глядя в пустоту, обступившую его после смерти Кароль.
По возвращении в Париж он занялся набросками «Автонавтов на космошоссе», проект, который, по понятным причинам, вызывал у него глубокое душевное волнение. На протяжении осени он находил в себе силы, чтобы сделать окончательный монтаж книги, которая была напечатана в ноябре 1983 года, ровно через год после того, как он закончил работу. В издании книги Кортасару помогали Аурора, Хулио Сильва, Лаура Батайон и Франсуаза Кампо, – обе последние правили французский текст, написанный Кароль.
В связи с появлением книги в продаже Кортасар в конце ноября приехал в Испанию и вместе с Эрнесто Карденалем, никарагуанским поэтом, священником и министром культуры Никарагуа, принял участие в телевизионной программе «Добрый вечер», которую вела Мерседес Мила. Кортасар на экране выглядел усталым и сраженным жизненными испытаниями человеком, однако сохраняющим твердость своих убеждений и уверенным в том, что говорил. Это был все тот же Кортасар, с которым жизнь обошлась очень жестоко. Тем не менее ему хотелось чувствовать себя участником событий, и в январе он отправился в Гавану, где повидался с друзьями из «Каса де лас Америкас», которые отнеслись к нему с неизменной любовью и участием; сам Фидель Кастро разделил с ним его печаль, и, по словам писателя, впервые за двадцать
Через несколько дней он улетел в Манагуа, собираясь вместе с Серхио Рамиресом, писателем и вице-президентом сандинистского правительства, поехать к границе Никарагуа и Гондураса. Необходимо было убедиться, что слухи о поддержке Соединенными Штатами партизанских действий сторонников бывшего диктатора Сомосы – это больше чем слухи, и разоблачить эти действия с помощью печати, особенно материалов, которые он делал для испанского агентства «ЭФЕ», составивших позднее сборник статей «Нестерпимо нежная Никарагуа». Поскольку поездка по приграничной территории была очень опасна, Кортасар попросил Хулио Сильву, в случае если с ним произойдет худшее, похоронить его рядом с Кароль. Кроме того, не афишируя своих намерений, о которых знали только самые близкие друзья (тот же Сильва, Томазелло и Юркевич), понимавшие, насколько опасным может быть налет какой-нибудь военной группировки, за несколько дней до своего отъезда Кортасар поставил в известность Аурору, что она, согласно его завещанию, которое находится в нотариальной конторе Плокина в Париже, наследует все его имущество в дополнение к тому, что она являлась владелицей половины его авторских прав, которую писатель уступил ей при разводе, перед тем как жениться на Кароль.
В это же время психологической поддержкой послужил для него недавно изданный сборник рассказов «Вне времени».
В сборнике «Вне времени», куда входят восемь рассказов, среди которых «Вторая поездка», «Ночная школа», «Вне времени», «Страшные сны» и «Рассказ из дневниковых записей», фантастическое и реальное неразделимы. Речь идет не о том, что они переплетаются и взаимопроникают, а о том, что они соединены в одно целое. Более того, фантастическое еще более ощутимо, чем так называемая реальность: происходит стирание грани, отделяющей реальное от того, что может показаться читателю необычным. Но, так или иначе, эта книга, в определенной форме, является в то же время точным отражением и разоблачением политической ситуации террора и репрессий, в которой жила Латинская Америка вообще и Аргентина в частности, то есть можно утверждать, что эта книга содержит все то, что было типичным для творчества писателя в последние годы.
Из всего сборника Кортасару больше всего нравился «Рассказ из дневниковых записей», и по технике письма, бросающей вызов традиционному повествованию, и по экспериментальной форме, которая отражает все инакомыслие Кортасара-писателя, его способность к временным и пространственным перестановкам, с помощью которых он словно спрашивает себя, насколько широко он может этим рассказом приоткрыть окно в иное творческое измерение, и накал этого вопроса возрастает по мере продвижения по этой метапрозе, фоном которой служит образ Анабел, но, прежде всего, в нем видна увлеченность автора личностью Бьой Касареса, которому посвящается книга.
Хотя их встречи носили спорадический характер (два раза в Буэнос-Айресе и один раз в Париже), они всегда чувствовали друг к другу глубокую симпатию. В своем дневнике, 12 февраля 1984 года, Бьой оставил запись, не литературную оценку рассказа, а письмо к Кортасару с благодарностью за посвящение, но это письмо не было отправлено, и Кортасар так никогда и не читал его и даже не знал, что оно было написано; вот как объясняет это сам Бьой: «Как можно объяснить, ничего не искажая и не умаляя ту внутреннюю близость, которую я неизменно чувствовал, если мы с ним всегда стояли на совершенно разных политических позициях? Он – коммунист, я – либерал. Он поддерживает партизанскую войну; мне она отвратительна, хотя к репрессиям, применяемым в нашей стране, я отношусь с ужасом. Мы виделись мельком несколько раз. Я почувствовал дружеское расположение к нему. Если бы мы жили в таком мире, где можно было бы напрямую говорить правду, не преувеличивая и не преуменьшая значения слов, я бы сказал ему, что он всегда был мне очень близок и что в главном мы с ним сходимся» (8, 292).
Тематическая ось сборника Кортасара ощущается и в рассказе «Страшные сны». В нем, как в фокусе, сосредоточена суть описанной выше политической деятельности автора, которая выражена символической ситуацией: героиня рассказа, девочка-подросток по имени Меча, находится в коматозном состоянии, и ее связь с реальным миром зловещей диктатуры Виделы происходит лишь тогда, когда к ней возвращается сознание. Это выражение некой формы аутизма, в который погрузилось аргентинское общество за годы непрерывных репрессий, что читается между строк. Тщательно выстроенная конструкция атмосферы рассказа сразу же вызывает у нас именно такое понимание ситуации, которая для членов семьи Мечи кажется давно привычной, однако здесь нет ностальгии, присутствующей в некоторых других рассказах сборника, в частности в рассказе «Вне времени», одном из лучших в книге, наполненном воспоминаниями о Банфилде, словно для того, чтобы вознаградить себя за неизбывную грусть мира далекого детства.