Хуррамабад
Шрифт:
Ямнинов перевел дыхание, ударил стиснутыми кулаками по металлу и торжествующе выругался.
Весь день он старался не вспоминать, не вспоминать, не вспоминать… гнал от себя то, что произошло вчера, потому что сердце стыло и останавливалось… Но теперь он был готов к встрече — и чувствовал себя с ними на равных.
Вчера они прикатили на двух джипах. Лаковый красный — впереди, матовый черный — следом.
— Э, хучаин! — весело закричал водитель красного. Он стоял у калитки, поигрывая ключами от своего «Чероки». — Слышь, хозяин! Есть кто-нибудь?
Угрюмый
— Что ты орешь, — сказал он. — Заходи, да и все. Не заперто же…
— Неудобно без приглашения, Зафар-чон! — дурашливо ответил первый.
— Э, неудобно! — буркнул угрюмый и стал дергать замок, вытаскивая незащелкнутую дужку из петель.
Когда Ямнинов спустился по лестнице, они уже стояли в гостиной. Один цокал языком, разглядывая резные карнизы. Второй замер возле камина, с неясным выражением лица трогая пальцем мясо-красный гранит облицовки.
— А, молодец! — воскликнул первый, восхищеннно вскидывая руки. — Как хорошо сделал, а! Устод, а! Просто устод!
Он шагнул к немо застывшему у лестницы Ямнинову, протянул руку и с улыбкой представился:
— Ориф!
— Николай… — машинально ответил Ямнинов, пожимая сухую твердую ладонь. — Вы чего? Вы кого ищете? Перепутали? Если вы к Ибрагиму, так он в город уехал. У него одни только рабочие сейчас…
— Нет! — засмеялся Ориф. — Мы не перепутали! Мы к тебе. Ты ведь дом продаешь?
Зафар повернулся и в первый раз прямо посмотрел на Ямнинова. Лицо у него было тяжелое, щеки синие после бритья. Ямнинов отвел взгляд.
— Я не продаю ничего, — сказал он. — Вы ошиблись. Ну, раз пришли, давайте чаю попьем… а? Чой-пой? Чай не пьешь…
— Откуда силу берешь! — подхватил весельчак Ориф. — Да подожди ты с чаем, подожди! Давай дело решим, потом уже чай! Потом уже и не только чай будем пить! Что ты! Чаем такое не обмывают!
Они были щегольски разряжены: оба в сверкающих востроносых туфлях, Зафар в вельветовом светло-коричневом костюме, Ориф — в шелковом, причем подвернутые рукава пиджака являли миру роскошную клетчатую подкладку, — а Ямнинов стоял перед ними в нелепо коротких штанах, испачканных раствором и краской, в такой же рабочей рубахе — истлевшей от пота, разошедшейся на пузе, с прорехой на плече, — в стоптанных заизвествленных башмаках на босу ногу, — и то и дело утирал пот со лба подрагивающей ладонью.
Он смотрел в чистое открытое лицо Орифа и понимал, что никогда прежде не доводилось ему видеть такой страшной улыбки — такой белозубой, широкой и искренней улыбки, от которой веяло ужасом и смертью.
— Что… — сказал он, проглотив комок. — Кого? Я не знаю… вы ошиблись.
— Нет, мы не ошиблись, — сразу посерьезнел Ориф. — Ты продаешь дом.
— Нет, — возразил Ямнинов. — Я не продаю.
Ориф с опечаленным видом снова посмотрел на карнизы.
— Не продаешь?
— Нет, — ответил Ямнинов как мог твердо.
— Послушайте, уважаемый! — воскликнул Ориф, переходя вдруг на «вы». — Как же так! Ничего не понимаю. Вы говорите — не продаю, а Зафар-чон только что толковал мне другое. Выходит, зря мы с ним тащились сюда по
Не меняя выражения лица, Зафар сунул руку под пиджак.
— Уважаемый, а правда, что у вас бассейн в подвале? — веселился Ориф. — Покажете гостям?
Ямнинов немо замотал головой, и тогда Зафар жестко ткнул ему под ребра пистолетным дулом.
— Где документы?
…Да, конечно, их кто-то навел. А может быть, так сложилось случайно — прослышали, что человек выстроил себе замечательный дом… разузнали… разведали… и нагрянули.
Ему не хотелось умирать, а в том, что его застрелят, он не сомневался. Мутило, он чувствовал тошноту, свет мерцал, рябил, ноги подкашивались. Ямнинов кивнул — мол, да, согласен, продам, не надо в подвал, документы в столе… Зафар убрал оружие. Ориф пошучивал. Они долго слонялись по дому, перекликались, цокали языками, вообще, вели себя так, словно его уже здесь не было. Дурнота не отпускала его, в конце концов все-таки вырвало — желчью и слизью.
— Э! — Ориф брезгливо сморщился. — В туалет не мог пойти, да?
— Я уберу, — пробормотал Ямнинов, вытирая испарину со лба. — Я потом уберу…
— Ладно, поехали, — приказал тот. — Давай, одевайся.
В машине он наконец пришел в себя. Воздух прояснился. Ему казалось, все это происходит с кем-то другим. Он зажмурился на несколько секунд, надеясь, что, когда раскроет глаза, увидит рядом с собой не Орифа, а что-то другое, настоящее… Но все осталось как прежде. Только страха уже не было.
— Какая же ты сволочь, Ориф, — сказал Ямнинов, когда они вырулили на шоссе к Хуррамабаду. — Я строил этот дом семь лет. Я вложил в него все…
Джип мягко покачивался на неровностях дороги, уверенно гудел мощный двигатель. Ориф невозмутимо глядел вперед сквозь темные очки.
— Так, так, я слушаю. Говори…
— И теперь пришел ты — молодой, наглый, с оружием… Разве так люди делают? Ты же не человек, Ориф! Ты зверь! Зверек ты, вот ты кто!
Ямнинову хотелось вывести его из себя: пусть психанет, пусть остановит машину, пусть застрелит к чертовой матери! Все лучше, чем ехать вот так — как овца на заклание!.. Но Ориф, похоже, был выкован из нержавеющей стали: только посмеивался и хмыкал.
— Ты мне пятьсот зеленых обещаешь, Ориф. А знаешь, сколько стоит этот дом? Если б ты был человеком, тебе пришлось бы выложить тысяч тридцать! А? Ты понял? Но ты зверь, Ориф, зверь… а у зверей денег нет. Поэтому ты решил не купить, а просто отобрать! А меня — на улицу. Правильно?
— Почему тебе одному быть богатым! — усмехнулся Ориф, безмятежно посмотрев на Ямнинова. — Вот теперь и я стану богатым! А то, что на улицу, — так я тебя не гоню. Пока перекантуйся где-нибудь, а к осени я все равно там сарайчик буду строить для сторожа. Пожалуйста, живи, если сторожить будешь. Я тебе деньги дам. А хочешь, и строить сам можешь. Тебе жить — ты и строй.