Хуррит
Шрифт:
Ару не раздумывая припал к роднику и пил, пока его не оттащил в сторону Саленко. У нас еще оставалась воды, около двух литров. Но она была теплая и кипяченая, поэтому теряла весь вкус.
— Вкуснотища, — напившись, археолог даже преобразился, словно выпил целебной настойки.
— Арт, может, я тоже выпью? — Ада отставила в сторону бутылку, где на донышке плескалась кипяченная вода.
— Пей. Все равно не сможем все время кипятить.
После девушки выпил сам — от холода даже онемели зубы, но вкус был великолепный: хотелось пить и пить.
— Наберем ее в бутылку и канистру, похоже родник особый, — воду набрал сам, давая спутникам время на отдых.
На
— В детстве очень любил рисовать контурные карты, — признался археолог во время очередного привала, — Да и сама моя работа связана с нанесением точек раскопок на карты. Я думаю, что мы всего в нескольких днях от Босфора.
Я не ожидал, что мы так быстро дойдем до территории Турции. В моем понимании это был путь длиной в месяц, а мы потратили вдвое меньше. С каждым днем мысль о возможном преследовании со стороны Данилы и Андрия становилась менее навязчивой. Оценивая пройденное расстояние, понимал, что наши шансы никогда не встретиться растут с каждым пройденным километром.
Мозоли на ногах у Ады проходили, девушка при каждом привале старалась разуться и походить по гальке и песке босиком. Часто окунала ноги в воду или бродила по песку, пока волны окатывали ее до колен. Начиная с побережья, наши отношения изменились: в первую же стоянку я полчаса отмывался в воде, чтобы предстать перед девушкой максимально чистым. В ту ночь мы ночевали среди нагромождения валунов: Саленко тактично ушел подальше, уводя с собой Ару. Все свои переживания, опасения, стресс, связанный с катастрофой, Ада выпустила через ночь любви. Молодые, полные сил, мы любили друг друга до изнеможения, давая организму минимальное время на отдых.
— Это было шедеврально, — похвала девушки льстила. Я не считал себя мастером любовных дел, но моя самооценка после ее слов повысилась. Потом мы долго лежали рядом, строя планы на жизнь. Ада приняла мысль, что в этом мире мы навсегда. Как и любая женщина, она мечтала о своем домашнем очаге, уюте, небольшом садике. О детях речь не заводили, надо было устроиться, прежде чем плодить беззащитных человечков.
— Вот найдем немного продвинутое поселение, где люди чуть цивилизованнее нашего Ару, построю тебе дом, — обещал девушке, целуя ее в мокрый от пота лоб. За время пути мы только раз встретили людей — это было селение из восьми лачуг у самого моря. Жители занимались рыбной ловлей — уже на подходе к поселению стоял тяжелый запах гниющих рыбных останков. Племя было небольшое — мужчин я насчитал четверых, семь женщин разного возраста и пару детишек. Рыбаки не проявляли агрессию, Ару даже удалось поговорить сними, хотя трудности в общении были. Нас угостили вяленой рыбой — пришлось взять, чтобы не обидеть хозяев. Мы задержались ровно на час, этого времени Ару хватило, чтобы осчастливить одну из рыбачек. К Саленко проявили интерес сразу три, но археолог оказался стойким оловянным солдатиком. Даже мои шутки насчет его возможной ориентации и смех Ады не смогли заставить его посетить местных женщин, страждущих любви.
— Они вырождаются, вот и кидаются на всех, — угрюмо констатировал Саленко, когда мы продолжили путь.
На шестой день путешествия вдоль побережья, решил дать всем день отдыха. Даже я, несмотря на мою физическую подготовку, нуждался в передышке. Нет ничего хуже монотонного движения вперед — однообразный ландшафт тяготит, а усталое тело просит покоя. В тот день мы набрели на галечную отмель у самого берега, сплошь усеянную устрицами. Известие о дне отдыха, встретили громкими криками. Ару даже пытался строить короткие предложения, с каждым днем парень все лучше понимал нашу речь. После того случая с Адой, когда я его вырубил, парень только несмело любовался волосами моей девушки. А после того, как мы с Адой уединились, видимо, окончательно смирился — теперь он старался держаться с археологом.
Мы с Адой купались в море — пользуясь случаем, девушка постирала свое белье и разложила сушиться на камне. Эту процедуру Ада старалась делать каждый день — самой большой ее проблемой было отсутствие сменного.
— Через пару месяцев все протрется до дыр, что я буду делать? — в который раз сокрушенно констатировала девушка, разглядывая свои принадлежности.
— Будешь ходить голозадая, в этом мире это писк моды.
— Арт, хватит шутить, я же серьезно, — надула губки девушка. Горячее солнце быстро вышило тонкое белье. Одевшись, Ада обернулась ко мне:
— Ты идешь? Я голодна.
— Иди, я позагораю пару минут и приду, — мой спортивный костюм еще не просох, да и валяться на солнце мне нравилось. Я от природы не был белоснежным, меня даже часто принимали за жителя Кавказа из-за цвета волос и кожи. Загорать я любил, при этом практически никогда не сгорал.
— Ну я пошла, не лежи долго, сгоришь, — Ада пошла к стоянке, ловко прыгая с камня на камень. Я уже хотел крикнуть, чтобы не скакала, как коза, как девушка с криком упала на бок после очередного прыжка. Словно метеор, помчался по камням, молясь, чтобы у Ады не было перелома. При наших условиях перелом равнялся инвалидности и, возможно, смерти. «Господи, только не перелом», — молил Бога, пока не дошел до распростертой среди камней девушки. Одного взгляда на распухшую лодыжку было достаточно, чтобы меня прошиб холодный пот.
Глава 16
Есть справедливость и милосердие даже на этом свете — перелома не было. Ада подвернула лодыжку, подвернула очень сильно, видимо, повредив небольшие кровеносные сосуды. Отек доходил почти до середины голени, девушка пыталась держаться, но давалось ей это трудно. Схватив ее на руки, понес к морю — холодная вода должна уменьшить отек и боль.
— Арт, прости меня, вечно одни проблемы доставляю, — ногти ее руки впились мне в спину, скорее всего непроизвольно, потому что ей реально было больно. Я однажды подворачивал лодыжку — хуже быть не может, боли пару недель преследовали. И это при том, что врачи оказали помощь, обезболили и наложили тугую повязку.
— Не говори глупости, милая. Это могло случиться с любым, сейчас в воду опустим, станет легче.
Усадив девушку на берегу, снял с нее кроссовок, и Ада несколько раз вскрикнула от боли. Прохладная вода принесла небольшое облегчение, но отек все равно был довольно серьезным. После пятого окрика Саленко появился на горизонте:
— Вик, освободись от мяса и неси мою футболку.
Печально кивнув, археолог пропал с поля зрения.
— Тебе лучше, дорогая?
— Острых болей нет, но ноет, словно рожаю, — девушка даже слегка улыбнулась своей ассоциации.
— Это отек давит на ткани, отсюда и такая боль, — я погладил ее по голове, — Ты же сотрудник СБУ, неужели вас не учили, как правильно бегать по камням?
— Я избегала физзачетов, моя работа — думать головой, а не носиться как угорелая, — Ада стояла на левой ноге, повиснув на моей шее. Она вытащила поврежденную ногу — вода сделала свое дело, отек выглядел менее угрожающим.
— Боль стихает, я поставлю ногу? — не дожидаясь ответа, девушка слегка перенесла тяжесть на больную ногу и вскрикнула: