Хвала и слава. Книга третья
Шрифт:
— Эти удивительные вещи, — сказал Спыхала неохотно, — скоро кончились. Все это, наверно, было бы интересно в литературе, но сейчас литература никому не нужна. Взяться за плуг — это хорошо у Реймонта.
Анджей не понимал, о чем говорит Спыхала, но почувствовал: в его словах кроется что-то важное.
Казимеж поднял глаза и решительно взглянул в лицо Анджею.
— Тот старый крестьянин, у которого я пахал, сказал мне: «Вы никогда ничего не сможете сделать, если не будете в самой середке».
— В
Ромек коснулся руки Анджея, как бы удерживая его от этого вопроса.
Спыхала не ответил. А Ройская улыбнулась и, как всегда, слегка запинаясь, сказала:
— Этот крестьянин был прав, пан Казимеж.
Но Казимеж молчал — он никогда не знал, чего можно ожидать от Анджея, и даже немного побаивался этого подростка, который знал о нем больше, чем надо, и мог скомпрометировать его в глазах пани Ройской, а может, и не только пани Ройской.
— Мне тоже кажется, — продолжала пани Эвелина, — что ничего нельзя сделать, оставаясь в стороне. Если хочешь что-то сделать, непременно надо быть «в середке».
— Наше положение сейчас настолько сложное, — серьезно сказал Спыхала, — что нельзя даже понять, где надо быть и что надо делать. Безумием было бы рассуждать о каких-то действиях. Мы лишены всякой возможности…
— Но все-таки не возможности рассуждать, — сказала Ройская.
Спыхала взглянул на нее внимательно, даже с удивлением.
«Она теперь совсем другая, чем в ту войну», — подумал он и поймал себя на том, что воспоминания о былых беседах с Ройской взволновали его. Он заставлял себя вернуться к действительности, но мысли набегали одна на другую: «Как странно, за все время, что я пробыл у этого крестьянина, мне ни разу не вспомнилась Марыся».
Наконец, оторвавшись от мыслей о прошлом, он обратился к Анджею так, словно только сейчас заметил его и словно давно собирался задать ему целую серию вопросов.
— Об отце нет никаких сведений?
Анджей покраснел до корней волос.
— Нет, — буркнул он.
Спыхала чуть не задал ему и другой вопрос, но сдержался.
— Ну так как же, едем мы в Варшаву или нет? — потеряв терпение, спросил Ромек.
— Вы себе не представляете, пан Казимеж, как расстроена Оля, — подчеркнуто светским тоном произнесла Ройская.
Спыхала понял, что она разгадала его мысли.
— Пани Оля еще здесь? — спросил он с беспокойством. — Надеюсь, она никуда не уехала?
Ройская удивилась.
— Где же ей быть? Конечно, никуда не уехала. Ведь неизвестно, где ее муж, а отправляться сейчас на поиски слишком опасно. Да и Анджей не отпустил бы мать одну.
— Довольно и того, что я потерял отца, — глухо сказал Анджей. В том, как он это сказал, слышалось глубокое отчаяние.
Спыхала с сочувствием посмотрел на Анджея.
— Но мне кажется, — сказал он, обращаясь к нему, — что и здесь сидеть бессмысленно. В любой день сюда могут нагрянуть немцы. В Варшаве, пожалуй, безопаснее, особенно для молодых людей.
— Пока здесь еще только военные, — сказала госпожа Ройская, — эти ведут себя сравнительно прилично. Я была в городе. Там жизнь тоже кое-как идет. Но вот придут гражданские власти, и с этой идиллией будет покончено.
— Вот почему я и думаю, что нам надо двигаться в сторону Варшавы, — сказал Спыхала, обращаясь уже к обоим юношам и как бы стараясь умерить нетерпение Ромека.
— Варшава еще защищается, — сказала пани Ройская каким-то безучастным тоном.
— Представляю себе… — прошептал Анджей, стиснув зубы.
— Это невозможно себе представить, — воскликнул Ромек. — Это ужасно.
— У вас есть опыт, пан Казимеж, — сказала госпожа Ройская, взяв Спыхалу за руку, — вы ведь все-таки воевали…
— Нельзя даже сравнивать эту войну с прошлой, — ответил Спыхала, — техника за двадцать лет шагнула вперед. Ну можно ли было предвидеть все это? В тысяча девятьсот восемнадцатом году победу американцев определило появление танков. Сегодня танками никого не удивишь. А газовая война так и не началась.
— Противогазы, значит, можно выбросить к черту, — радостно подхватил Ромек. — Только лишняя тяжесть для солдата.
— Кто же мог это знать? — заметила Ройская.
— Те, кому полагалось знать, — упрямо возразил Анджей.
— Я думаю, — медленно, как бы следя за течением собственных рассуждений, продолжал Спыхала, — думаю, что именно сейчас лучше всего быть поближе к Варшаве, пока она еще не занята немцами. И въехать, как только объявят о капитуляции.
— Напрямик туда не пробраться, — сказал Ромек.
— Я тоже так считаю. Поедем окольным путем — от Пущи Кампиносской, от Сохачева. Нет ли у вас карты? — обратился Спыхала к Ройской. — Дорожной, автомобильной?
— В нашей машине была такая замечательная карта, — вздохнул Анджей.
— Я сейчас принесу. — Ройская вышла.
Анджей поднялся и налил себе еще простокваши. Поставил стакан и перед Ромеком.
— Пей, умнее будешь.
Спыхала с любопытством взглянул на Анджея. В голосе юноши зазвучали нотки радостного ожидания. «Мечтает о приключениях», — подумал Спыхала. Он не осуждал. Его самого тоже охватило предчувствие каких-то новых, неожиданных возможностей. Что-то, казалось ему, еще уцелело в осколках разбитой жизни. Все могло сложиться по-новому, все, даже сама жизнь.