Хвала и слава. Книга третья
Шрифт:
— Очень хорошо, что хозяйство в таком порядке. Я думаю, мы не оставим на месте людей, которые не умеют вести хозяйство. Вы ведь понимаете, нам надо кормить армию. Однако, — добавил он, улыбнувшись и склонив голову в сторону пани Ройской, — в том случае, если бы дела сложились как-нибудь иначе, я ничем не мог бы вам помочь. Это не по моей части.
— Что вы, господин барон, — с преувеличенным жаром воскликнул Валерек, — мы бы не осмелились вас беспокоить. Но я думаю, если бы что-нибудь угрожало моей матери, вы предупредили бы нас?
Немец что-то невнятно пробормотал, из чего можно было заключить, что вряд ли предупредил бы. Но Валерек тараторил дальше:
— Я страшно о тебе беспокоился, мама. — Он мешал немецкие фразы с польскими. — Страшно беспокоился, хотя, к счастью, здесь близко не было никаких боев.
— Но сожжено много деревень, — сказала пани Ройская по-немецки с великолепным произношением.
Летчик очень внимательно посмотрел на нее. Это был светлый блондин, чуть-чуть рыжеватый и веснушчатый, с бесцветными, прозрачными глазами. В его лице, удлиненном, с тонкими чертами, было что-то дегенеративное. Слова Ройской, ее отличное немецкое произношение, видимо, заинтересовали его, но он ничего не ответил ей.
— Бои шли где-то в Восточной Пруссии, — сказал Валерек, то и дело переходя с немецкого на польский. — Что за бессмыслица вся эта война — просто сплошная нелепость! Неужели можно было думать, что мы в состоянии сопротивляться такой мощи?
Тут вмешался Анджей:
— Думали, что это не такая уж большая мощь.
Валерек с презрением взглянул на него.
— Все дело в том, кто думал.
— Наши командиры, наши вожди.
— Ах, вот кто!
Они говорили по-польски. Немец переводил взгляд с Анджея на Валерека и с Валерека на Анджея. Он словно сравнивал их. Это было понятно — каждому бросалось в глаза их сходство. Только у Анджея глаза были светлые, иногда казались совсем голубыми, а иногда серыми; у Валерека же глаза были темные и угрюмые, а сегодня как-то особенно неспокойные. Анджея поразил лихорадочный блеск в глазах Валерека, когда тот смотрел то на мать, то на этого равнодушного и антипатичного немца.
Ройская, видимо, тоже почувствовала беспокойство сына.
— Тебе нечего было бояться, ты знаешь, что я сама все могу уладить.
— Но у вас здесь слишком много народу.
— Что поделаешь, это беженцы, не могу же я их выгнать.
— И много их здесь?
Ройская не ответила.
— Я спрашиваю, много ли их в усадьбе?
— Много. Посмотри сам.
— И в доме тоже есть?
Пани Ройская и этот вопрос Валерия оставила без ответа.
Окна зала выходили в парк, отсюда видны были ворота и клумба перед домом. И хотя кусты и деревья заслоняли ворота, пани Эвелина заметила бричку, въезжающую во двор. Она испуганно поднялась. Но было уже поздно. Валерек проследил за ее взглядом и успел рассмотреть и коляску и фигуру женщины, вышедшей из нее.
— Те-те-те, — сказал он и тоже встал. — Простите, — обратился он к офицеру, — но тут приехала одна особа, которая меня очень интересует. Вы меня извините? — повторил он еще раз и поспешил в переднюю.
Вновь прибывшая стояла у вешалки и снимала с себя платки и пальто. Это была Кристина.
— Крыстя, ради бога, что тебя сюда привело? — с улыбкой произнес Валерек.
Кристина так и застыла на месте.
— А где же твой достопочтенный муж? — иронически произнес Валерек.
И, подойдя к ней, внезапно обнял ее и, прежде чем Кристина успела крикнуть, впился ей в губы. Потом отошел и громко расхохотался, словно это была лучшая в мире шутка.
— Как ты смеешь! — крикнула Кристина. Но тут же овладела собой и, сняв пальто, спокойно спросила: — Где тетя?
— Она в зале, принимает немецкого офицера, — сказал Валерек.
— Что за вздор!
Кристина прошла в зал. В самом деле, пани Ройская сидела в обществе Анджея и немецкого офицера.
— Тетя, я к вам на минутку, — не здороваясь ни с кем, сказала Кристина.
Ройская встала и торопливо вышла вслед за гостьей. Кристина пробежала через столовую в буфетную и только там схватила тетку за руку. Она смотрела ей в лицо испуганно и растерянно, вряд ли это было вызвано только неожиданной встречей с бывшим мужем.
— Тетя, — заговорила она, — мой муж вернулся после сражения в Пруссии. Сейчас он у меня и не знает, как ему быть, я приехала к вам за советом.
— Он офицер?
— Да, капитан.
— Плохо, — сказала Ройская. — А впрочем, ничего я не знаю. Столько всего рассказывают беженцы, что если всему верить…
— Но я встретила здесь Валерека. Это дурной знак.
— Знаешь, Кристина… — начала Ройская.
— Простите меня, тетя, но я действительно испугалась. Он меня не оставит в покое.
— Прежде всего он не должен знать, что твой муж вернулся.
— Неужели он с немцами заодно?
— Ничего не знаю. Вижу его впервые с того дня, как разразилась война. Но приехал он с этим немцем.
— Как? Он приехал сюда с немецким офицером?
— Да.
— Уже с немецким офицером? Откуда?
Пани Ройская пожала плечами.
— Наверно, из Седлеца. Ведь он живет в Седлеце.
— И уже спелся с ними… — Кристина вздрогнула. Потом, надевая перчатки, которые держала в руках, добавила: — В таком случае, я сейчас же исчезаю.
— Отдохни хоть немного, — сказала Ройская, — ведь отмахала этакую даль.
— Нет, нет, не могу. Я и так его боюсь, а если он еще…
И через столовую она быстро вышла в прихожую. Но там ее уже ждал Валерек.
— Куда ты так спешишь? — серьезно спросил он. — Подожди минутку.
— Не могу.
— Почему? Пожар, что ли?
— Мне надо возвращаться.
— Ведь твоего достопочтенного мужа, кажется, нет дома?
Кристина молча надевала пальто и повязывала платок.
— Твой муж в армии? Верно? — наседал Валерек.
— Ну конечно, — подтвердила пани Ройская, вышедшая за ними. А потом тихо сказала Валереку: — Что надо здесь этому немцу? Зачем ты его сюда привез?
— Ах, так! Зачем? Увидите зачем. Он еще нам пригодится. Это очень порядочный человек.
— Ты видел, как он насторожился, когда я заговорила о бомбежке?
— Ну в самом деле, мама, это глупо. Каждый военный обязан выполнять приказ своего командира.
— Забирай его и немедленно уезжайте! — грозно сказала Ройская.
Валерек с удивлением посмотрел на мать. Давно не говорила она с ним подобным тоном.