Хвала и слава. Том 1
Шрифт:
— На утопленников похожи, — сказала она и повернулась лицом к передней. — Ну, идем, — добавила она уже веселее и, взяв Януша за руку, побежала наверх.
— Зося! — смеялся Януш, запыхавшись. — Перестань! Ну что ты выдумала!
— Du courage, mon ami, du courage! — ответила ему Зося и без всякого стеснения вошла в гостиную.
Мария встала со своего большого кресла у белого рояля и с некоторым удивлением взглянула на вошедших. Алек, облокотившийся на рояль, встретил дядю и тетку радостным взглядом
— Наконец-то, — низким голосом произнесла Билинская. — Алек никак не мог вас дождаться. А ему уже спать пора.
Зося с благодарностью взглянула на Алека, не зная, что ему сказать. Алек, казалось, тоже хотел что-то сказать, но не мог решиться и только смущенно откашлялся. Мышинские уселись в кресла, и княгиня позвонила лакею.
Когда Станислав внес чай, Януш и Зося понимающе переглянулись. Заметно было, что Станислав уже знает об аресте сына, хотя выражение его лица не было ни страдальческим, ни трагическим. Станислав не скрывал своей ярости. Зося усмехнулась про себя, настолько неожиданной показалась ей эта реакция Станислава.
Подавая чашки с горячим чаем и ставя на стол тарелочки с сухим печеньем и гренками из черного хлеба (блюдо, которым славился этот дом!), Билинская пыталась занять брата и невестку светским разговором:
— Ну, как вам понравилась Эльжбета? Не правда ли, какой дурной вкус — втыкать в прическу эти длинные белые перья? Выглядела как дикарка, ну, точно эта парижская негритянка… как бишь ее? Жозефина Беккер…
Зося усмехнулась уже открыто.
— Я ведь провинциалка, и мне туалет Эльжбеты показался восхитительным…
— Ты просто кокетничаешь своим церковноприходским воспитанием, — заметил Януш, раздраженно помешивая чай ложечкой.
Зося покраснела до корней волос.
— Ты же знаешь, что здесь мне не перед кем кокетничать, — тихо произнесла она.
И невольно взглянула на Алека. Тот сидел как на иголках, такой же красный, как она. Большие голубые глаза его рядом с пурпуром щек казались фарфоровыми. Зосе сделалось неловко.
— Януш сегодня с левой ноги встал, — обратилась она к золовке, — такого наговорил там о «Шехерезаде»…
— Тебе что, песни Шиллера не понравились? — спросила Билинская.
Януш с укором взглянул на Зосю.
— Неужели мне опять повторять все сначала? Я уже объяснял, что мне лично песни Эдгара очень понравились. Но дело совсем в другом…
Билинская махнула рукой.
— Не жалую я твою концепцию искусства.
Януш сердито отхлебнул чай. С минуту царило молчание. И вдруг Алек чуть хрипловатым, а может быть, срывающимся от волнения голосом спросил:
— Дядя, а что сейчас цветет в оранжереях в Коморове?
— Туберозы, — лаконично ответил Мышинский.
— Ты даже не представляешь, какой чудесный запах в оранжерее, — обратилась Зося к Алеку, — просто дух захватывает.
— Не люблю, когда Алек стреляет, — безапелляционно заметила Билинская.
Януш внимательно посмотрел на нее.
— Боюсь, что ему придется немало пострелять в своей жизни.
— Какое ужасное пророчество! — засмеялась Мария. И чтобы сгладить неприятное впечатление от слов Януша, спросила: — Выпьешь еще чаю?
— Спасибо, — откликнулся Януш, — нам пора спать. Зося еще неважно себя чувствует, а рано утром надо ехать в Коморов. Ну, Алек, так когда же ты приедешь охотиться на куропаток?
Алек молча взглянул на мать.
— Ну хоть просто так приезжай, — ласково произнес дядя и поцеловал его в голову.
Когда они были уже у себя — в бывшей комнате Януша на третьем этаже, к ним заглянула Текла.
Разумеется, тут же зашел разговор об аресте Янека. Станислав узнал об этом только вечером и, к удивлению всех, не огорчился, а только рассвирепел и заявил даже: «Говорил я, что все его смутьянство до добра не доведет». Рассказав об этом, Текла добавила:
— Я и не думала, что Станислав такой рассудительный человек. Мне всегда казалось, что он всех нас ненавидит, а ты гляди, оказалось, что он предан нам.
Текла была рада — похоже, что кто-то разделяет с нею преданность дому Билинских. Вся жизнь ее проходила под сенью «великолепной» жизни этого дома, и она от всей души желала, чтобы жизнь эта и впрямь была «великолепной», то есть внешне блистательной. Темным пятном казалась ей только женитьба Януша и его тусклая, заурядная жизнь где-то на отшибе. В Зосе она видела причину того, что Януш удалился от «света», и поэтому все свои сетования и сожаления выливала на ее голову. Однако на этот раз говорить с молодыми ей пришлось недолго — появился Станислав и попросил выдать ему на завтра скатерть и салфетки, и она тут же вышла за ним, тихо ступая в своих войлочных, отделанных мехом туфлях.
Януш и Зося остались одни. Зося начала раздеваться, Януш сел в кресло, закурил и стал вспоминать то время, когда он холостяком занимал эту комнату и, учась в Высшей торговой школе, мечтал о поездке в Париж. На миг припомнилась ему Ариадна и ее по-мужски, на парижский лад, остриженная голова. Тем временем Зося, достав из шкафа и накинув на себя розовый «варшавский» халат, села на постель и тоже задумалась.
— Ты только представь, — сказала она вдруг, — здесь жизнь идет своим чередом — концерт, чай, картины, чистые салфетки, а там человек сидит в тюрьме. Упал камень в воду, а лягушки себе квакают, и камыши так же шумят.