Хворый пёс
Шрифт:
— Разве сравнишь с обычной гляделкой? — спросил Сцинк, протирая пустую глазницу.
Твилли вернул ему протез.
— Как по-вашему, на кого они завтра будут охотиться?
— На нечто большое и медлительное.
— А когда все закончится, соберутся у камина, выпьют за удачную охоту и затем перейдут к делу — заключат грязную сделку и пожмут друг другу руки. И прекрасный островок в Заливе будет окончательно погублен.
— Так оно обычно и происходит.
— Я не могу сидеть сложа руки, капитан.
Сцинк стянул ботинки и поставил рядом с футляром бинокля.
— Я тоже не могу сидеть сложа руки, — сказал он. — И никогда не мог. Хочешь дернуть?
— Нет, спасибо.
— Дурью баловался когда-нибудь?
— Нет.
— И не пробуй.
— Должен вас предупредить, стрелок из меня не ахти какой.
— Может, стрелять и не придется. — Сцинк глубоко затянулся. — В лесу с дураками всякое случается.
— Все же хорошо бы иметь какой-то план.
— Хорошо бы, сынок.
Твилли улегся, использовав Макгуина вместо подушки. Ритмичное дыхание пса успокаивало. Сцинк залил водой костер, и запах горелого дерева смешался со сладким ароматом марихуаны.
— Который час, губернатор?
— Уже поздно. Отдохни, а после что-нибудь придумаем.
— У них больше оружия.
— Уж это точно.
Лабрадор шевельнулся под головой, и Твилли почесал ему горло. Задняя лапа Макгуина задергалась.
— Нужно и о нем подумать, — сказал Твилли.
— С собой брать ни к чему. Привяжем к дереву, ничего ему не сделается.
— А если мы не вернемся, что с ним будет?
Капитан тяжело вздохнул.
— Резонно.
Твилли уснул и опять видел сон. Твилли падал. За ним тянулся узорчатый кровавый след из пулевой раны в груди. Далеко внизу плескались зеленые волны и растянулся белый пляж, а в небе — сонм морских птиц. Эти безжизненные комки с изогнутыми крыльями и разинутыми клювами падали с той же скоростью. Еще выше еле слышался затихающий стрекот вертолета. Твилли бешено пытался ухватиться за падающих чаек, и вот — одну поймал. Он прижимал к груди изломанную птицу и, закручиваясь по часовой стрелке, отвесно падал. Потом сильно ударился спиной о землю и потерял сознание. Проснувшись, Твилли посмотрел на руки: чайки нет — наверное, ожила и улетела. Было темно.
Над ним неясно вырисовывался Клинтон Тайри с биноклем на шее. Присмиревшего пса он держал подмышкой, словно огромное ворсистое пальто.
— Что? — Твилли приподнял голову.
— Ты не поверишь — платформа и подъемник.
Сцинк разжег костер и сварил кофе. Потом они молча переоделись в камуфляж, достали оружие и боеприпасы. Твилли снял с пса ошейник, чтобы не звенел.
— Эй, капитан, у меня кое-что есть для вас, — сказал он. — Не план, зато стихотворение.
— Ай, молодец!
— Не лучше ль, став замшелыми клешнями, Мне семенить по дну морей безмолвных? [43]
43
T.C. Элиот. Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока. Пер. К.С. Фарая.
Бывший
— Еще! — попросил он. — Давай еще! — Его хохот ливнем прокатился по лесу.
Дургес разбудил всех за час до рассвета. У охотников не было аппетита для плотного завтрака, и четверка молча собралась за столом выпить кофе, принять аспирин и таблетку от поноса; лишь Роберт Клэпли проглотил две порции «Кровавой Мэри». Вилли Васкес-Вашингтон верно угадал, что сегодня главным цветом станет хаки, и подумал, не на распродаже ли приобрели свои почти одинаковые охотничьи костюмы Клэпли, Стоут и губернатор Дик (правда, Палмер несколько выделялся дурацкой ковбойской шляпой).
Настроение у всех было подавленное; прозвучало несколько плоских шуток о похмелье и равнодушных вопросов о погоде. Дургес подсел к компании объяснить, как организована охота. Поскольку носорог — добыча Клэпли, он и Дургес первыми входят в заросли. Аса Ландо идет следом, примерно в двадцати ярдах, с губернатором, Стоутом и Вилли. А еще на десять ярдов сзади — два губернаторских телохранителя.
Следующая тема — оружие. Роберт Клэпли объявил, что прибыл с «уэзерби» — «королевой охотничьих винтовок».
— Больше ничего и не надо, — сказал Дургес, подумав, что вполне хватило бы рогатки с камушком.
Не желая, чтобы его превзошли, Стоут заявил, что привез «винчестер магнум».
— Я тоже, — вмешался губернатор, хотя никогда не охотился на что-либо крупнее и опаснее куропатки. Он еще не стрелял из мощного «винчестера» — взятка, полученная шесть лет назад на службе в городском совете Джексонвилла.
Возражать было бессмысленно, однако Дургес попытался:
— Винтовки мистера Клэпли более чем достаточно. У меня и Асы есть оружие, если вдруг зверь заартачится. И охранники губернатора вооружены. — У телохранителей имелись легкие полуавтоматические «ругеры».
— Он прав, — поддержал Клэпли, не желавший, чтобы кто-то влез со своим выстрелом в его заказного носорога.
— Погоди-ка, — обратился Стоут к Дургесу. — Ты же сказал, он убийца, с норовом, так?
— Да, сэр.
— В таком случае — это не пренебрежение к тебе, Боб, или к людям губернатора — я хочу иметь возможность защищаться. Я беру свою винтовку.
— И я, — сказал губернатор. — Веселее будет.
Дургес молча уступил. Вечно одна и та же история с городскими дуболомами — спорят, у кого член длиннее. У одного ружье, значит, и все ружья потащат.
Проводник повернулся к Вилли Васкес-Вашингтону:
— И у вас «винчестер»?
— «Никкормат». Я стреляю только из фоторужья.
— Круто. — Когда-то Дургес отказался быть егерем на фотосафари в Южной Африке, потому что, по слухам, охотники раскошеливались на чаевые щедрее, чем фотографы. Но в такие моменты, как сегодня, он жалел, что отказался.
— Кое о чем нужно договориться прямо сейчас, — сказал Клэпли. — Насчет рога. Я забираю хреновину с собой. Сегодня.
Разумеется, умник, подумал Дургес. Только расплатись сначала. Деньги на бочку. А нет — у мистера Йи бабки всегда наготове.