Хвост павлина
Шрифт:
Туча приближалась, и теперь уже можно было ее рассмотреть.
— Это не туча, — сказал Миша Коркин. — Это татаро-монголы идут на древний Новгород. Сейчас они его сожгут, разорят. Эх, жаль, мы у фашистов не прихватили оружия.
— У серости свое оружие, — продолжал прежнюю мысль Сократ. — Ее оружие — подозрительность. Взять под сомнение древний Новгород — и тогда делай с ним, что хочешь. Можно даже внушить, что под именем древнего Новгорода скрывается какая-нибудь Аддис-Абеба. Помню, как-то я видел
— Опять вы со своими снами! Ну прямо как Обломов какой-нибудь!
— Это какой Обломов?
— Из литературы. Мы в школе учили «Сон Обломова».
— Сон Обломова? Не бывал. В этом сне я не бывал… Вернее, он во мне не бывал… То есть, мне не снился.
— Как же он мог сниться вам, когда он снился Обломову?
— А ты-то как о нем знаешь? Сидишь в моем сне и знаешь?.. — Сократ вздохнул. — Ну и дети пошли. Заткнут за пояс любого взрослого.
Татаро-монгольская туча приближалась.
— Примем бой или пропустим и ударим с тыла?
— Какой бой? С какого тыла? Сейчас я возьму тебя за руку и ка-ак проснусь! И тогда — не завидую я этим татаро-монголам.
— С тыла бы ударить, — вздохнул Миша. — Только нечем. Нам бы один пулемет, и мы бы спасли древний Новгород.
— Держись за меня крепче, — сказал Сократ. — Раз, два… Три!
Их хорошенько тряхнуло на стыке двух снов, и опять они на опушке леса. Только другого. И город перед ними. Только другой. И туча — только с другой стороны — несется на город.
— Сколько всюду пыли, — сказал Сократ. — Нет нигде спасенья от серости.
— Далась вам эта серость!
— А что ты думаешь? Она же отовсюду наступает на человека! И разве только на человека? Надвинется туча — и сразу серым становится день, закроет посредственность белый свет — и сразу мир поглупеет.
— Это вандалы, — сказал Миша. — Это они несутся на Древний Рим. Сейчас от него останутся только развалины.
— Ну что ты скажешь? Не дают человеку поспать. Такое делают в этих снах, почище, чем в действительности.
— Был бы у нас пулемет, мы бы им показали. С этими вандалами без пулемета нельзя.
— Интересно ты рассуждаешь! Туда пулемет, сюда пулемет… Всех сначала перекосить, а потом жить в мире и согласии?
— Я же не всех, я только вандалов…
— А он разбирается? Он же глупый, он сам не знает, куда палит. Поверни его туда — он туда палит, поверни сюда — он сюда… Нет, брат Миша, с ними нужно не так. С ними нужно по-моему: раз — и…
Их опять тряхнуло — и исчезло войско вандальское. А город остался. Только уже в другом веке. За четыре века до исторического нашествия.
Хорошо, что Миша так здорово знал историю. Иначе ни Риму, ни Новгороду несдобровать.
Но Сократ, конечно, думал, что это все из-за его снов. Перескочил из сна в сон — и конец вандальскому нашествию.
— А ты говоришь —
— Чапаева?
— Ну да. Чапаева. Проснулся с ним в другой сон. Отдохни, говорю, подлечись. Так что ты думаешь? Он сразу собрал народ, вышел с ним на Сенатскую площадь…
— Это Чапаев?
— А кто ж еще? Я еле подоспел, а то б его там повесили. Ну, думаю, от греха подальше — проснулся с ним сюда, в Древний Рим. Так он — что бы ты думал? Поднял восстание рабов…
— Чапаев?
— Ясно, что не Деникин. Деникин на такое дело не пойдет.
Ну и каша была в голове у него по истории… Все исторические события перепутались, не поймешь, что, где, когда…
— А что же дальше было с Чапаевым?
— Проснулся я с ним в какие-то далекие будущие времена. Пусть там посидит, подождет. Чем в прошлых временах погибать, лучше спокойно дождаться будущего.
— Ну и философия у вас, — сказал Миша.
— Философия. Если хочешь знать, философия всегда спасала человека. Политика его губила, а философия выносила из огня. Вот как сюда, например. Слышишь, как тихо? Можно какое-то время спокойно поспать.
Разговорился Сократ. Пришлось Мише внести предложение: может, посмотреть город? Все же как-никак Древний Рим…
Небо было ясное, нигде не было видно туч. Ни вандалов, ни татаро-монголов. Старый философ из древних времен шел по дороге с мальчиком из новейшего времени, и кто-то кому-то явно снился. Только вот кто? И кому?
У входа в город им повстречался человек, тоже в белом балахоне, но сшитом несколько на другой манер.
— Сенека!
— Сократ!
Два великих философа обнялись, как родные.
— Это Миша, — представил Сократ мальчика. — Из другого моего сна.
— А ты все такой же, — засмеялся Сенека. — И по-прежнему говоришь загадками. Что значит — из сна? И что значит — Миша?
Настроение у Сенеки было хорошее, хотя сегодня ему предстояло умереть. Его собственный ученик приговорил его к смерти.
— Разве бывают такие ученики? — удивился Миша. Он и сам был ученик, но никогда не поступил бы так с учителем. Конечно, и учителя бывают разные, но приговорить к смерти — это уже слишком.
— А какая смерть? — спросил Сократ. Он знал в этом деле толк, поскольку сам был приговорен к смерти.
— Надо вскрыть вены, но никто не хочет брать это дело на себя. Я приговорен стать жертвой и убийцей одновременно.
— У меня тот же случай. Только я должен принять яд.
Они говорили об этом спокойно, и оба были в хорошем настроении. Истинные философы не меняют настроения. У них одно настроение на всю жизнь.