Хвост павлина
Шрифт:
Еще пятьдесят лет назад здесь не было никакого города. Химический комбинат, с которого он начинался, вступил в строй в 1941-м году.
Вступил в строй в 1941-м…
«Чирчик» означает «быстрый, стремительный». Вместе с названием город взял у реки ее стремительность и теперь уже не может остановиться».
Город Чирчик на реке Чирчик… Самая чистая вода в Чирчике и Байкале.
Человечество загадало желание. У него тоже свой Самарканд, в который оно едет, едет и никак не доедет. Все какие-то посторонние заботы, какие-то неотложные дела. Какие-то большие страсти и маленькие слабости.
Тимур перед смертью признался в единственном грехе: в том, что он играл в шахматы. Шахматы — это была его большая страсть, а уничтожение сотен тысяч людей — маленькая слабость.
Прихлебатели Тимура не осуждали его злодеяний. Прихлебатели не осуждают тех, кто у кормила стоит, поскольку оно для них и кормило, и поило.
И даже Самарканд назван по имени Шамара, его завоевателя. Сколько людей строили Самарканд, а имя свое в нем обессмертил завоеватель.
Хотя все понимают: нехорошо быть завоевателем, захватывать то, что тебе не принадлежит. Но кто скажет об этом Шамару? Кто скажет об этом Тимуру? Недаром китайский министр, собираясь сказать правду императору, явился к нему, следуя за собственным гробом…
И все же во все времена находились люди, отличавшие добро от зла даже тогда, когда им это было невыгодно. Здесь, на земле Самарканда, еще за две тысячи лет до Ивана Сусанина пастух Ширак предвосхитил его подвиг. Здесь, на земле Самарканда, в ответ на призыв монгольского хана «опустить крылья перед угнетателями времени» мужественные сарбадоры ответили: «Лучше видеть нам свои головы на виселице, чем умирать от страха!»
Эти слова незримо начертаны на братских могилах в ташкентском Сквере коммунаров. Здесь и саперы, восставшие против царизма в 1912-м году, и солдаты революции, павшие в октябре 1917-го, и члены расстрелянного Туркестанского правительства, и красногвардейцы, погибшие в борьбе с басмачами. Здесь лежит первый президент Узбекистана Юлдаш Ахунбабаев, первый узбекский генерал Сабир Рахимов, ученые Бродский и Каблуков…
На могиле похороненного здесь поэта Хамида Алимджана его слова:
…В желании свободы я буду жить.
Эти слова предполагают вечную жизнь. Потому что вечно желание свободы.
Человечество загадало трудное желание и платит за него лучшими людьми. Но не может человечество отказаться от своего Самарканда.
Уже давно вернулась группа, уехавшая в Самарканд. И другие группы съездили и вернулись…
А я все еду… Еду и еду в Самарканд… Иногда в противоположную сторону, но все-таки в Самарканд…
Когда-нибудь я туда приеду…
ХВОСТ ПАВЛИНА
ПОКА ТЕЧЕТ МЕДЛЕННОЕ ВРЕМЯ…
Однажды я прочитал такие стихи:
Пока жизнь создает ошибочные, совершенно пустые образы,
Пока медленное время течет мимо полезных дел,
А звезды уныло кружатся в небе,
Люди не могут смеяться.
Кто мог написать эти стихи?
Возможно, это был немолодой уже человек, приплюсовавший к своей жизни всю предшествующую историю, пустые, ничтожные, а порой и зловещие образы которой некогда претендовали на смысл… И, оглядываясь на историю и на собственную жизнь, он видит, как много они заблуждались, сколько не сделали полезного, того, что должны были сделать, — и не потому ли звезды так уныло кружатся в небе, хотя могли бы кружиться весело, если б жизнь текла веселей?
Что и говорить, жизнь действительно создает немало пустого и ошибочного, и немало полезного остается несделанным, и — кто знает, кто, кроме поэта, знает? — быть может, во всем этом виноваты звезды, которые кружатся не так, как нам хотелось бы на Земле?
И все же люди могут смеяться. Они смеялись всегда, под всеми звездами, и «над» звездами, и «над» временами, и «над» жизнью, прожитой не так, как мечталось в начале и как мыслилось в конце.
Люди всегда смеялись.
И сам автор этих стихов не раз смеялся, если только он человек. Человек, а не бесчувственная машина…
Стоп!
Раскроем карты, точнее — перфокарты.
Автор этих строк и есть бесчувственная машина по имени «СА-301» и стихотворений, подобных приведенному, сочиняет по сто пятьдесят в минуту.
Всех этих раздумий, сомнений, разочарований — сто пятьдесят в минуту.
Темп нашей жизни растет, и теперь мы видим, к чему он приближается. Медленное время — это единственное, что осталось медленного… Но и оно вы заметили? — летит слишком быстро.
ВЕСЕЛАЯ ПРОФЕССИЯ
Есть в нашем городе ресторан типа забегаловки. Это если идти… В общем, не мне вас учить, как идти, дорогу вы и сами найдете. Так вот, в этом ресторанчике работает официантка Аня. Вы ее знаете. Она там уже тогда работала, когда наше пятое почтовое отделение закрыли на ремонт.
Серьезная женщина. Любой заказ выполняет в течение часа — как на междугородной телефонной станции. И непременно пожелает приятного аппетита, чего на телефонной станции не услышите.
Однажды эта официантка Аня призналась:
— У меня столько всякого юмора — хоть сейчас садись и пиши. Но мне это ни к чему: я здесь больше зарабатываю.
И засмеялась. Ей было веселее работать официанткой, чем писать книжки юмора.
Конечно, юмора всюду много. Юмор у нас — всенародное достояние. Бери его, добывай открытым способом, как уголь на некоторых сибирских месторождениях.
Но, не исключено, что официанткой работать веселее. Тоже открытый способ, но результат несколько другой.
У нас одну библиотекаршу приняли за парикмахершу в продуктовом магазине. Нагрузили продуктами — еле донесла. И несколько дней библиотекарша прожила как парикмахерша. Совсем другой жизнью. Потому что профессия парикмахерши веселей, чем профессия библиотекарши. А профессия официантки еще веселей.
Был у нас один бухгалтер. Вообще-то он был не бухгалтер, а учитель математики, но сбежал из школы, потому что боялся детей.
Сидит этот бухгалтер в своем кабинете, на счетах стучит, ручку арифмометра крутит. И тут вызывают его к директору.
— Сколько будет пятью пять? — спрашивает директор.
— Двадцать пять.
— А план у нас какой?
— Тридцать пять. Но пятью пять не может быть тридцать пять. Это пятью семь тридцать пять.
— Пятью семь нам не утвердили.
— Значит, будет у нас двадцать пять.