Хьюстон, у нас проблема
Шрифт:
– Соревнование?
– Ну. Кто быстрее выпьет мохито. Мохито помнишь?
– Господи Боже… что-то такое маячит… – Джери испуган, я доволен. – И что потом?
– А потом мы ушли с пляжа, потому что девочкам уже невмоготу было. Иолка тебя обнимала…
– Помню!
– Ну а потом… за Родину, за Сталина – помнишь?
Он роется в памяти изо всех сил.
– Что-то такое было… – Джери скрючивается в кресле: – Елки-палки… и я этого не помню!
– Да должен помнить, – я спокоен, голос у меня ровный. – Мы пошли в их отель,
– Ну что-то такое… да… с деревом посередке?
– С деревом посередке, – киваю я.
Джери откидывает голову и прикрывает глаза.
– А номер девушек помнишь? – пробую я дальше.
– Ни хрена…
– А выглядел ты так, будто твердо знаешь, что делаешь.
Джери смотрит на меня в упор, и во взгляде его читается нечто, что я не могу определить.
– А ты, пардон, там присутствовал, что ли?
– Ну, недолго. Вы когда разделись – выгнали меня к хренам собачьим в коридор. Неплохо, старик, совсем неплохо!
Джери срывается с кресла и исчезает в ванной. Я слышу шум воды – и переполняюсь злорадством. Теперь мне уже не жалко потраченных двадцати пяти евро – можно все деньги отдать за то, чтобы увидеть такого Джери.
Он выходит через пятнадцать минут с видом побитой собаки.
Мы идем завтракать, я ем, он смотрит на меня изучающе.
Макиавелли по сравнению со мной ребенок.
– А ты чего не… того?
– Да все устали сильно уже, и они сказали нам ехать домой. У тебя едва сил хватило на то, чтобы одеться, я вызвал такси – и мы поехали. Они сегодня нас тоже ждут, – добавляю я и смотрю на него как ни в чем не бывало.
Он молчит. Ковыряет вилкой омлет и молчит.
– Это страшно, – говорит он наконец.
– И без защиты, – киваю я.
– Это страшно, потому что я ничего не помню… Первый в жизни «тройничок» – а я не отдупляю вообще. Но ты же не обижаешься? – спохватывается он и выглядит по-настоящему смущенным.
– Ну просто ты был быстрее, соревнование есть соревнование, что уж там. – Я отхожу за кофе и там разражаюсь хохотом.
Возвращаюсь с двумя чашками кофе, Джери сидит, опустив голову. Мне на какое-то мгновение хочется сказать ему правду, но я это желание душу в зародыше.
Он это заслужил. Так что я придержу пока информацию.
– Но ведь мы сегодня не пойдем? Потому что, знаешь… – говорит он тихо. – Ну как-то оно… не хотелось бы еще сильнее себя скомпрометировать.
– Если не хочешь – не пойдем, – я хлопаю его по плечу. – Мы все равно же с ними встретимся в аэропорту – мы же одним рейсом домой летим.
– О, черт, – шепчет Джери. – О, черт. Мне нужно выйти, – и он уходит, оставив недопитый кофе.
Я только вспомню еще за обедом о том, что у него не было с собой презервативов, а вечером все-таки скажу ему правду. Но не раньше.
У меня впереди просто фантастический день!
А эта идея с поездкой была не так уж и плоха, оказывается…
Мы летим,
Джери со мной не разговаривает.
Он смертельно обижен, но я не обращаю на это никакого внимания – пройдет. Так и нужно поступать с нарушителями конвенции. Он демонстративно сам расплачивается за весь мини-бар в комнате и отдает мне двенадцать евро за такси, и все это абсолютно молча.
Мы пакуем вещи и едем в аэропорт. В автобусе мы машем нашим подружкам, которые сидят слева в конце автобуса, и садимся спереди справа, мило улыбаясь. В аэропорту они сразу подходят к нам, Джери весь на нервах.
– А мы вас ждали, – говорят девушки. – До семи часов.
– Значит, мы разминулись, – я развожу руками. – Мы только в восемь приехали.
– Жалко, – смеются они.
– И мы просто не знали, где вас искать, – вру я дальше, хотя это и хамство.
– Надо было обменяться телефонами, – кивают они. – Да ладно, ничего страшного.
– Нам страшно неловко, – отзывается Джери и вообще на меня не смотрит.
– Берите места в самолете рядом с нами, повеселимся, – предлагает Анка.
И этот дурень, мой дружок, снова к ним приклеивается. Мы берем места сразу за ними – это же четыре часа полета придется улыбаться и болтать!
Как по мне – эти девицы слишком агрессивны.
Взлетаем – я это больше всего люблю. Вопреки всем законам физики, что бы там ни придумывали специалисты, сотни тонн металла взмывают в воздух! Я всегда наслаждаюсь этим моментом, прикрываю глаза и каждым нервом ощущаю это начало взлета, ускорение, дрожь, стук колес о покрытие взлетной полосы, рев пропеллеров становится все сильнее и наконец – покой и плавный полет…
Колеса отрываются от земли – и ты уже можешь спокойно двигаться, вставать, можно пройти вперед, к кабине пилота, или из окна смотреть на облака внизу, иногда самолет вздрогнет слегка, если попадает в зону турбулентности, но главное – ты летишь!
Для меня это одно из самых больших удовольствий, которые только можно вообразить. Марта при взлете и посадке всегда искала мою руку, ладошка у нее была влажная – она боялась. А я наслаждался каждой минутой – ведь это единственная возможность в жизни человека почувствовать себя птицей. И когда я думаю, что они могут испытывать это каждый день, – жалею, что не родился птицей.
Я понимаю восхищение своего отца «Спитфайрами». Я вот обожаю летать. Мне бы надо было стать летчиком.
Когда у меня выдается неудачный день – я смотрю в интернете «Посадку на Гудзон» или «Полет капитана Вороны над Окенче». Сказка. Им обоим удалось совершить чудо, настоящее чудо. Посадить эту кучу железа так изящно, так стильно, не утратить хладнокровия, не сдаваться до самого конца, принять верное решение!
Перебивает все, однако, «Миссия „Аполлон-13”». На пятьдесят третьем часу полета от космической станции пришел сигнал, от которого замер весь мир: «Хьюстон, у нас проблема!»