Хьюстон, у нас проблема
Шрифт:
Я неудачник.
Мы выходим из автобуса, Джери с элегантностью подает руку двум нашим новым знакомым по очереди. Мы встаем рядом, девушки о чем-то шепчутся, вблизи они не такие красивые, сильно накрашенные, словно на прием, а не на экскурсию, наверно, в их отеле тоже целая куча старичья.
– Мы можем вас сопровождать? – спрашивает Джери галантно, а я только глупо улыбаюсь.
– Минуточку внимания! – вклинивается Гидша. – Несмотря на то что пещера не очень большая, мы будем осматривать ее час.
У входа довольно много народу, группа немецких бодрых старичков пытается догнать
– Лос мохерос, битте, – говорит, склоняясь в поклоне, Джери, и старики радостно улыбаются.
Девушки хихикают.
– Иола, Анка, прошу, – Джери показывает им дорогу вниз, по крутой лестнице.
– Вообще-то мы на wu не переходили, – говорит Светленькая. – Мы вас вообще не знаем.
Она, наверно, имела в виду нечто французское, но перемудрила.
– Да нет, мы знакомы. Вы в самолете сидели в самом хвосте, так что мы вполне можем быть на wu, – Джери поворачивается ко мне и шепчет: – Что бы это ни значило.
Век живи…
Зрительные ощущения
Пещера заканчивается бассейном. Вода в нем голубая, как ультрамарин, кажущаяся особенно яркой в окружении белоснежных, словно сахарных берегов. Черные камни, которые, казалось бы, должны были портить идиллическую картину, на самом деле ее нисколько не портят: большинство из них уже тоже покрыты белым налетом, черный цвет встречается как бы случайно – но это не случайность, а великолепный проект архитектора, который, как поведала нам Гидша, является по совместительству самым знаменитым жителем острова.
От открывшегося вида у меня дух замирает.
Солнце делает белизну ослепительной, скалы, которыми окружен бассейн, круто уходят ввысь, к небу, выглядящему по сравнению с этой невероятной водой словно полинявшая рубашка. Однако у этого архитектора с воображением все в порядке! Я беру в руки камеру – конечно, слишком жарко и слишком ярко, но зато крайне атмосферно. Этакий безусловный китч – я в восхищении.
– Пожалуйста, пройдемте еще в концертный зал, у него потрясающая акустика, и возвращаемся, возвращаемся! – слышу я настойчивый голос Гидши.
– Эй, э-э-эй! Сфотографируй нас! – это Светленькая тычет мне под нос телефоном и принимает вместе со своей подружкой туристическую позу: одна нога вперед, грудь выставлена, улыбка во все зубы.
Я быстро щелкаю их на память и обвожу камерой белую пещеру. Слишком много народу, эх, жаль, эта дикая природа смотрелась бы гораздо более эффектно без присутствия человека. Но если у тебя нет того, что ты любишь, – учись любить то, что у тебя есть.
Марта была бы в восторге.
Я опаздываю к автобусу на четыре минуты и вижу, как он отъезжает. Я не бросаюсь его догонять, просто встаю и жду, что будет дальше. Автобус останавливается, я подбегаю и еще довольно долго стою перед закрытыми дверями, пока Гидша не дает водителю знак открыть дверь.
Пассажиры смотрят на меня враждебно, а я, честное слово, чувствую себя просто идиотом. Они все на меня пялятся! Я быстрым шагом прохожу на свое место.
– Мы остановились, чтобы подождать опоздавшего, в последний раз, – информирует в микрофон Гидша. – Мы не любим
– Боюсь, тебя приговорят к тюремному заключению, – говорит Джери, и мужчина, сидящий перед нами, фыркает.
– Сорри, – уточняет Джери. – Ты заслуживаешь, видимо, смертной казни.
Когда мы въезжаем в национальный парк, я полон впечатлений. Кто-то греет камни – они теплые, кто-то льет воду в специально выкопанные отверстия в земле – и оттуда вырываются маленькие гейзеры, кто-то там, в глубине, зажигает гигантские спички – и живой огонь всполохами выползает на поверхность. На гриле, сооруженном над дырой в земле, жарятся куры, они шкворчат и заманчиво пахнут… тут и правда жарко, просто пекло – это видно даже из окна автобуса, а уж если опустить голову поближе к дырке в земле – оттуда пыхнет раскаленным жаром, как из печки.
А то, что находится за этой долиной огня, – это просто мечта для каждого оператора. Сколько видит глаз – ничего живого: ни одного дерева, ни одной птицы, ни одной рахитичной травинки… до самого горизонта – только горы, горы и горы, красные, зеленоватые, шершавые, черные, обрывистые и с острыми краями, как будто кто-то огромным плугом вспахал землю, которую Бог решил почему-то сделать из камня.
– Туалеты направо, рекомендую воспользоваться, и мы уже садимся обратно в автобус! – кричит Гидша, единственный живой объект в этой каменной пустыне. – Не открываем окон, эта территория национального парка является охраняемым памятником природы, и если каждый турист бросит здесь жвачку или бумажку, то этот великолепный природный феномен просто перестанет существовать.
Мы садимся в автобус, Джери токует с девушками, а я прилипаю к окну.
Гидша включает какой-то диск с музыкой.
– А это сюрприз для вас, эта музыка очень подходит к тому пейзажу, который вы видите перед собой, к вашим зрительным ощущениям.
Мои зрительные ощущения удивительны – и даже она не может их испортить. Автобус рукоплещет. И я тоже аплодирую. Марта упивалась бы каждым ее словом, не говоря уже о манере речи.
С каждым поворотом местность меняется: то вдруг кажется, что горки съедобные и облиты киселем, который вытек непонятно откуда, то виднеется вулканическая крошка, тоже непонятно откуда взявшаяся, а вот гора, которая, кажется, сделана из обломков других гор, острых, как бритва, зеленоватых и с глубокими темными расщелинами, куда никогда не проникает солнце, отливающими красным и даже гранатовым цветом. А потом – черные бомбы: с глубокими пещерами, неровные, обшарпанные, царапающие взгляд.
Здесь не ступала ни нога человека, ни лапа животного. В чем Гидша права – так это в том, что после нас действительно невероятно много мусора.
Сгрудившиеся скалы и камни до самого горизонта без тени живого на километры вокруг – наверно, именно так должна выглядеть преисподняя.
Узкая дорога, по которой мы едем, – это единственный след цивилизации.
Мне очень нравится этот пейзаж – живое свидетельство истории. И я уже не бешусь ни по поводу того, что нельзя открыть окно, ни по поводу того, что нельзя выйти из автобуса.