I'm a slave for you
Шрифт:
Помещение погрузилось в тишину. Только плеск воды изредка докучал молодым гостям, не давая сосредоточиться на своих думах. Каждого тревожили тяжелые мысли. Кому-то предстояло отказаться от идеалов, что годами в него вбивали родители, кому-то предстояло осознать свое положение и отношение к своему окружению. Обоим предстояло найти в себе силы, чтобы совершить решительный поступок, избавиться от уз прошлого и шагнуть в будущее, что обоим совершенно не кажется светлым и радостным.
Драко чуть отстранился от рабыни и заглянул ей в глаза. В них был и страх и печаль, любовь и ненависть… Весь мир, казалось,
– Мне нужно жениться… – наконец, заявил Драко, желая увидеть реакцию Гермионы.
Ни один мускул на этом слегка загорелом лице не дрогнул. Внешне грязнокровка сохраняла спокойствие, не желая порадовать Драко своей легкой ревностью. Гермиона вспомнила сцену в магазине одежды. Эти жуткие, циничные сестры Гринграсс… Наверняка, Драко выберет себе в супруги одну из них. Интересно, ту, что помоложе или ту, с которой он вместе учился? Губы девушки чуть скривились, и Драко, полный блаженного удовольствия, тихо хмыкнул, убедившись в том, что он не безразличен рабыне.
– Да, наверное, пора уже. Я думала, что чистокровные волшебники женятся не позднее восемнадцати, – слегка обиженным тоном проговорила Гермиона.
Обычно, хозяин не должен поощрять дерзость своих рабов, но сейчас Драко позволил себе закрыть глаза на этот «маленький бунт». В конце концов, он рад, что Гермиона, возможно, не желает делить его с кем-то еще. Конечно, Малфой знал, что ему уже давно пора было жениться, но мысль о создании семьи почему-то начала волновать его именно сейчас, именно в этот момент, когда сердце может подтолкнуть его к отчаянному решению…
– Ага, и на собственных сестрах, – парировал Драко. – Так, что, считают все гриффиндорцы?
– Думаю, что так считают все представители менее чистокровного сословия, – ответила Гермиона с улыбкой.
Драко наклонился к Гермионе и поцеловал ее в лоб, не желая больше продолжать этот бессмысленный разговор о бессмысленных стереотипах. В конце концов, Гермиона не может объективно судить претенденток на столь ответственный «пост», поэтому спрашивать ее совета в таком деле – непростительная ошибка. В конце концов, у Драко еще есть время, чтобы подобрать достойную кандидатуру, а главное, чтобы девушка терпимо относилась к… Наложницам.
Гермиона же лишь надеялась, что за то недолгое время, что осталось Драко на этом свете, он не успеет сделать своей избраннице предложение. Было бы очень грустно портить его и ее планы на жизнь и на смерть… Точнее, это было бы еще грустнее, чем просто так оборвать его никчемное существование. Гермиона натянуто улыбнулась, стараясь отогнать от себя мысли о скором расставании с хозяином. В конце концов, девушка решила, что больше нет причин ненавидеть его… Пусть прошлое действительно останется в прошлом.
Плохо запертая дверь, ведущая в прохладное помещение, противно скрипнула, поддаваясь чьему-то напору. Губы Драко чуть скривились. Он не хотел, чтобы их с Гермионой ломкую идиллию кто-то вот так бесцеремонно прервал в столь интимный момент. Хозяин поместья нехотя обернулся назад, к двери, собираясь высказать незваному гостю свое недовольство… И застыл, точно одна из мраморных статуй, окружавших бассейн.
Джеки стояла у входа,
Малфою было совершенно плевать на нежную и ранимую душу Джеки. «Боже, никогда не видела голых мужчин? Или я так привлекателен? Конечно же я привлекателен…» – подумал юноша, громко вздыхая. Как ни странно, он чуть смягчился. Вид растерянной, по-детски испуганной служанки слегка умилил его, но и разгневал.
– Ты что-то потеряла? Советую поискать в другом месте… – произнес он с надрывом, стараясь не сильно повышать голос.
Джеки дрогнула всем своим хрупким телом и напряглась еще сильнее, чем прежде. Домовики редко поручали ей иметь дело лично с хозяином, чаще пуффендуйку просили протереть пыль на верхних полках или срезать засохшие ветки, чтобы эльфы не утруждали себя ненужным применением магии и не «оскверняли» великое искусство. Сейчас малышка нервничала, не находя слов для ответа своему господину. Решимость покинула ее так стремительно, что Джеки побледнела, словно мрамор…
– Вам письмо, господин, – пролепетала девушка, крепко сжимая в руках аккуратный бежевый конверт.
– Оставь его на столике и убирайся, – ответил Драко, вновь поворачивая голову к Гермионе.
Дверь за Джеки тихонько закрылась, и молодые люди вновь оказались вдвоем. Взгляд гриффиндорки все еще был обращен к двери. Ей не нравилось обращение Драко с остальными слугами, но она не могла сделать ему замечание. В конце концов, эта его твердость казалась скорее заученной и наигранной, чтобы поддерживать миф о его «непоколебимости». Гермиона решила, что ей никогда не суждено понять законов «общества Пожирателей».
Поверхность воды подернулась серебристой рябью, и Драко неспешно приблизился к краю бассейна, дотянулся до столика и мокрыми руками взял конверт. Черная печать со змеей бросилась юноше в глаза. Весточка от Темного Лорда… Драко нахмурился, на лбу у него появилась глубокая морщинка. Юноша нетерпеливо раскрыл письмо и принялся читать его, бегая глазами по старой исписанной бумаге.
– Все хорошо? Важные вести?– спросила Гермиона, аккуратно подплывая к отрешенному Драко.
На лбу Малфоя заблестели соленые капельки пота. Холодные серые глаза как-то испуганно бегали по злосчастным строкам довольно краткого письма. Последняя фраза запала в голову, осела на языке, и Драко, в забывчивости, прошептал ее себе под нос.
– Надеюсь, ты составишь нам компанию…
========== 27 - Знаешь, чья это кровь? ==========
Гермиона сидела в своей комнате, печально глядя в окно. Сердце ее томила непонятная, противная грусть. Казалось бы, свобода уже близка, близок час расплаты, но… Какой ценой она добывает свою свободу? Драко Малфой всегда был мерзавцем. Жутким и бессердечным мерзавцем, замучившим множество невинных душ! Эти проклятые чувства, теплящиеся в груди гордой гриффиндорки – просто иллюзия любви и ничего больше… Просто в ее новой жизни было так мало тепла и ласки, что как только хозяин смягчился, сменил гнев на милость, она начала проникаться к нему симпатией, забывая о его истинной сущности.