И ангелов полет
Шрифт:
Он допил пиво и, повернувшись к бармену, показал на пустую кружку.
— В этом гребаном городе уже не осталось, наверное, ни одного бара, где можно покурить.
— Точно.
— В общем, мы все проверили и вышли на Харриса. Уголовник, отсидел за вооруженное ограбление. Как его пальцы могли оказаться на школьном учебнике девочки из такой семьи, как Кинкейды? Случайно? Ну уж нет. Скорее я сорву джекпот в национальной лотерее. Так что мы взяли кого надо. Имей в виду, к тому времени тело девочки еще не нашли. Мы исходили из того, что она, может быть, еще жива. Как позже выяснилось, ошибались,
Шихан быстро опорожнял вторую кружку, тогда как Босх едва выпил и половину первой. Он был готов слушать приятеля сколь угодно долго, не мешая, не перебивая вопросами.
— В последний день парни немного вышли из себя, не выдержали.
Босх закрыл глаза. Все-таки он ошибался в бывшем напарнике.
— И я тоже, Гарри.
Шихан произнес это сухо, бесстрастно, как будто избавлялся от чего-то неприятного, что сидело в нем давно, точно болезнь. Потом сделал еще глоток, повернулся на стуле и огляделся по сторонам, словно оказался здесь впервые. В углу стоял телевизор. Показывали новости.
— Я могу говорить откровенно, Гарри? Без протокола?
— Конечно.
Шихан повернулся и заговорщически наклонился к Босху:
— То, что говорит Харрис... Все так и было, Гарри. Но это не оправдывает того, что он сделал. Он насилует и убивает девочку — мы втыкаем карандаш ему в ухо. Это как, справедливо? Сукин сын выходит чистеньким, а я становлюсь новым Марком Ферма-ном, копом-расистом, фабрикующим улики. Только вот кто бы объяснил, как я смог это сделать?
Голос его становился все громче, но, к счастью, единственным, кто это заметил, был бармен.
— Знаю, — сказал Босх. — Извини, друг. Зря я тебя об этом спросил.
Шихан будто и не слышал его.
— Наверное, я постоянно таскал с собой его пальчики и только ждал удобного момента, чтобы где-то их оставить. Случай подвернулся, я перевожу отпечатки на книжку — не спрашивай как, — и нате вам, готово. Вопрос: почему именно Харрис? Чем он мне так насолил? Я с ним не встречался, даже не знал, что на свете есть такой хрен. И к тому же никто и никогда не докажет, что я сжульничал, потому что доказать это невозможно.
— Ты прав.
Шихан покачал головой и уставился в почти пустую кружку.
— Когда присяжные вернулись в зал и объявили, что он не виновен, мне было на все наплевать. Когда они сказали, что виноват я... когда все поверили ему... ему, а не нам...
Босх молчал, понимая, что приятелю надо выговориться.
— Мы проигрываем сражение, Гарри. Теперь я это вижу. Все превратилось в игру. Эти долбаные адвокаты, они могут сделать с тобой все, что хотят. Улики уже не важны. Я сдаюсь, Гарри. Правда. Уже решил. Оттяну срок и ухожу. Двадцать пять лет... Мне осталось восемь месяцев, и я считаю дни. К черту! Пусть другие разгребают это дерьмо.
— Ты правильно решил, Фрэнки, — тихо сказал Босх.
Он не знал, что еще сказать. Ненависть и цинизм одолели Фрэнки Шихана, и то, что это случилось именно с ним, с человеком, в которого Босх верил, стало для него неприятным и болезненным сюрпризом. Он понимал, как и почему это произошло, но был поражен тем, какую форму приняла трансформация. Вспоминая, как горячо и искренне защищал он Фрэнки перед Карлой Энтренкин, Босх испытывал разочарование и стыд.
— Я помню последний день, — продолжал Шихан. — Мы были вдвоем в комнате для допросов. Я так разозлился, что хотел просто пристрелить его на месте. Но не мог. Потому что он знал, где она. Потому что девочка была у него.
Босх молча кивнул.
— Мы испробовали все. И не добились ничего. Он сломал нас раньше, чем мы сломали его. Дошло до того, что я стал умолять его сказать, где она. Представляешь, Гарри, я едва не опустился перед ним на колени. Вспоминать стыдно.
— И что он?
— Ничего. Смотрел на меня, как на пустое место. Молчал. Вот и все. А потом... потом меня охватила такая злость... такая... я не могу даже сказать. Как будто в горле застряла кость. Со мной никогда такого не было. В углу стояла мусорная корзина. Я схватил какой-то мешок и натянул ему на голову. Я готов был задушить этого подонка... я... — Голос у него дрогнул, но он все же продолжал говорить: — ...они... ребята... они едва успели оттащить меня от него.
Он вдруг опустил голову, прижал к глазам ладони и долго сидел так, ничего не говоря, не двигаясь. Капля сползла по подбородку и упала в пиво. Босх подался вперед и положил руку на плечо бывшего напарника:
— Все в порядке, Фрэнки.
Не отнимая руки от лица, Шихан покачал головой:
— Понимаешь, Гарри, я сам стал таким, как они, как те, за кем я охотился все эти годы. Я хотел убить его. И убил бы, если бы не вмешались мои ребята. Забыть такое нельзя.
— Все в порядке, приятель.
Шихан отпил еще пива и немного успокоился.
— После этого и другие парни дали себе волю — всадили ублюдку карандаш в ухо. Мы все превратились в чудовищ, просто озверели. Как те солдаты во Вьетнаме, которые входили в какую-нибудь деревушку и расстреливали всех, кто попадался под руку. Мы бы, наверное, убили этого Харриса. И знаешь, кто его спас? Девочка. Стейси Кинкейд.
— Это как же?
— Нашли ее тело. Нам сообщили, и мы сразу выехали на место. Она уже прилично разложилась, у молодых это быстро. Но я помню, как она выглядела. Как ангелочек... и руки раскинуты, будто в полете...
Босх помнил фотографии в газетах. Стейси Кинкейд была красивой, милой девочкой.
— А теперь, Гарри, уезжай. Я вернусь пешком.
— Нет, давай я тебя подвезу.
— Спасибо, но я пройдусь.
— Уверен? Ты в порядке?
— В порядке. Просто... мне надо успокоиться. Вот и все. Это ведь останется между нами?
— Конечно, Фрэнки.
Шихан попытался улыбнуться. Но на Босха он все еще не смотрел.
— Сделай одолжение, Иеронимус.
Когда-то, работая вместе, они называли друг друга полными именами, если хотели поговорить серьезно, по душам.