И аз воздам
Шрифт:
— Кипяток, — кивнула Нессель и, покопавшись в своем нехитром дорожном мешке, извлекала небольшой тряпичный мешочек. — В нем надо заварить вот это.
— А что там — я могу узнать? Чтобы знать, чем отбрехаться, если наш хозяин начнет странно поглядывать на инквизитора, который сотворяет на его кухне зелье из какой-нибудь странной дряни…
— Это лаванда, дурак, — со вздохом возразила Нессель, перебросив ему мешочек. — Просто помогает успокоиться, а мне это сейчас не помешает.
— Вот потому я и спрошу еще раз: ты уверена? — уже серьезно уточнил Курт и вскинул руки, повстречав ее взгляд: — Всё-всё. Как знаешь, тебе виднее.
Откровенно говоря, в этом он сомневался, и за
Нессель явно ощущала его напряжение, однако упреков вслух более не выражала; сидя в сторонке, она держала в руках Евангелие пропавшего Георга Штаудта, осторожно водя пальцем по краю потрепанной кожи обложки, по обрезу, время от времени прикрывая глаза и глубоко переводя дыхание. Когда убралась прочь прислуга, и в комнате вновь воцарилось спокойствие, ведьма молча взяла со стола ковш с благоухающим на всю комнату лавандовым отваром, вылила его содержимое в бадью и ненадолго замерла, глядя на свое колеблющееся отражение в потемневшей воде.
— Я могу выглядеть странно, — тихо выговорила она, не оборачиваясь. — Не пытайся меня привести в чувство или сделать что-то еще в таком духе, понял?
— А если…
— Без «если», — категорично оборвала Нессель и, поставив пустой ковш на пол, стянула с головы крюзелер. — Испортишь дело, и одному Богу известно, как это отзовется на мне.
Одежду она сбросила прямо на пол, отпихнув ногой в сторону, и, опираясь о руку Курта, забралась в воду. Сейчас ведьма не пыталась стыдливо прикрыться, как этим утром, не обращала на свою наготу внимания и, кажется, вовсе забыла о том, что это такое; да и сам Курт с долей удивления отметил, что у него самого не возникло даже тени мысли о ней как о женщине, что было довольно странно, учитывая случившееся накануне. Схожее чувство доводилось ощутить прежде лишь однажды, много лет назад, когда в темных каменных катакомбах Кельна едва не свершилось пришествие темной богини, призванной ее служительницей; но и тогда все было чуть иначе. Сейчас не ощущалось того яростного, звенящего напряжения воздуха и нервов, а женщина перед ним казалась не ожившей статуей, не отражением языческого божества, а чем-то словно и вовсе бестелесным и умозрительным, как этот витающий в комнате аромат…
Курт отступил на два шага, ощупью нашарив позади табурет, и уселся, прислонившись спиною к столешнице. Нессель закрыла глаза, погрузившись в воду до самого подбородка, глубоко вздохнула и замерла полулежа-полусидя, расслабившись и словно бы перестав дышать. В тишине истекла долгая минута, потом другая, третья; подрагивающие веки ведьмы неподвижно застыли, и если б не едва заметное колебание водной поверхности, Курт решил бы, что она не дышит и в этом теле в трех шагах от него больше нет души…
Нет души.
Нет тела.
Нет этого мира и того мира.
Нет разделения на то и иное.
Есть лишь всё вокруг — и единое, единственное и неделимое я вместо себя самой…
Не забываться. Только не забываться, только не забывать, зачем она здесь. Не забывать, где это — «здесь». Не пытаться уйти дальше, чтобы не быть здесь; здесь шумно и душно, слишком много голосов, мыслей, образов, слишком много перепутанных нитей, среди которых надо отыскать нужную — одну-единственную
Слишком много, слишком громко, слишком тяжело. Слишком хочется обойти их стороной, эти дрожащие нити, похожие на липкую грязную паутину, уйти прочь — и затаиться там, вдалеке, в тиши, дабы переждать усталость и боль. Она пройдет когда-нибудь, эта усталость, надо просто подождать…
Нельзя. Не забываться. Работать.
Встряхнись.
Город. Великое скопище домов, улиц и людей. Плутать по этим улицам меж этих домов, повсюду натыкаясь на людей, можно вечно; люди, люди, люди, множество человеческих тел и душ, мыслей, желаний, страхов, тайн — жутких и тяжелых или мелких и никому не интересных. Шум и мельтешение, суета, Вавилон, в котором легко потеряться.
Выше. Над улицами и домами, туда, где не слышно этого гомона и не пытаются облепить, затянуть, запутать нити чужих судеб. Надо найти среди них одну, уже почти померкшую за давностью, потускневшую, едва заметную; она начинается там, в комнате, где осталась собственная оболочка — идет от книги в потрепанной кожаной обложке, уходит прочь, теряясь где-то в хитросплетении улиц, домов, людей…
Нить истончившаяся, смутная и безжизненная; того, с кем она должна связать, давно нет среди этих улиц и людей, нет среди живых ни здесь, ни где бы то ни было еще. Но она еще осязаема, еще не растворилась, не исчезла, ее еще можно нащупать. За нее нельзя потянуть — оборвется, слишком слаба. Надо идти вдоль нее, просто стараться не потерять ее из виду, не потерять в переплетении других волокон — куда более заметных и ярких…
Целый клубок. Нет, паутина. Паутина из пульсирующих, ярких нитей, раскинувшаяся над городом, проникшая внутрь него, оплетшая его изнутри и повсюду. Гигантская, плотная, густая. Мысли, ощущения, желания; множество чувств и желаний людского сонмища, множество линий, идущих… Куда? Что это, откуда, где это?..
Каменное изваяние. Центр огромной паутины, где сходятся упования и помыслы сотен и тысяч человеческих существ. Оно застыло на своем пьедестале, оплетенное этими нитями, почти невидное и неслышное за их жадным дыханием. Но оно дышит. Оно живет, бодрствует, словно страж или мать у постели младенца, готовая защитить и отстоять свое чадо, что бы ни случилось…
Нет. Не центр. Лишь узел, один из нескольких, самый плотный, но не центр. И идущие к нему нити уходят от него прочь, вновь сплетаясь между собой, путаясь, замыкаясь точно бы на самих себе… Но центр есть. Он ощущается, чувствуется всем существом, каждой стрункой души, но где?.. Он где-то рядом — и нигде, паутина мыслей и желаний объемлет город, точно сфера, укрывает его, окутывает, и нити исчезают в этой сфере… питая ее, втягиваясь, точно ручейки в полноводную реку или озеро — колоссальное, глубокое, бездонное… спокойная недвижимая гладь с водоворотами в темной глубине…
Назад!
Назад. Назад. Потихоньку. Спокойно. Неспешно и смирно — назад.
Тихо, аккуратно, дабы не потревожить ровной глади, не коснуться ее, не быть затянутой одним из водоворотов.
Назад…
Зачем она здесь? Что ищет? Почему вдруг оказалась в этих тенетах, едва в них не завязнув? Где она и почему?
Нить. Нить мертвеца, которую надо найти.
Это едва не забылось, едва не выветрилось из памяти, едва не погасло, как огонек свечи на ветру. Нить, идущая от потрепанной книги в комнате там, внизу; ее надо снова найти и пройти до конца…