И аз воздам
Шрифт:
— Вот уж это ты отлично уладишь без меня, — возразил Курт твердо. — Ты знаешь лекарей и аптекарей этого города, правила обращения с арестованными в академии постигал, на службе не первый год, «скудные и неразнообразные запасы» Официума в твоем распоряжении; действуй. Отчетами по ходу дела можешь себя не изводить: после напишешь один, по итогам сделанного. С бамбергским священством ты также знаком; стало быть, на тебе же лежит и обязанность договориться об отпевании и погребении Хальса и старика. Ты знаешь, где содержится казна Официума?
— Да, знаю, но ключ всегда был у майстера Нойердорфа, и я не представляю, где его теперь искать…
— Ломай дверь, — оборвал Курт. — Возможные последствия беру на себя; расходы предстоят внушительные… Все, что касается достойного погребения убитой
Два мгновения Ульмер стоял молча, глядя на свое новое временное начальство так, словно его вот-вот должны были вытолкнуть на арену, в стаю разъяренных зверей, и, наконец, коротко кивнул:
— Да, майстер Гессе. Я справлюсь. Вы правы, не следует отвлекать ваше внимание от более важных дел: уж с ними-то никто, кроме вас, не сладит.
— Еще и неведомо, слажу ли я… — буркнул Курт и со вздохом кивнул: — Стало быть, решили. Рабочая комната Хальса сейчас заперта?
— Нет, — снова смутившись, пробормотал Ульмер. — Посторонних, вольно расхаживающих по Официуму, нет; сам он ее не запер перед тем, как… ушел, да и что там может быть такого, что было бы секретно? Протоколы и…
— И отчеты, — докончил Курт и отмахнулся, предваряя покаянные речи: — Теперь уж поздно — в любом случае. Иди. Делай, что следует. Если появится кто-то из Ван Аленов с новостями — задержи до моего появления: если мы с ними будем бегать по Бамбергу в поисках друг друга, непременно разминемся.
— Да, майстер Гессе, — отозвался младший сослуживец, вытянувшись, точно на плацу, и, развернувшись, торопливо зашагал прочь, к повороту у подвальной лестницы.
— Думаешь, среди записей покойного инквизитора есть что-то ценное? — глядя вслед Ульмеру, спросила ведьма; Курт пожал плечами, снова взяв ее за руку и направившись по коридору к комнате Хальса:
— Навряд ли. Скорее нет. Но согласно всем правилам ведения расследования — я должен их просмотреть. Хотя надо заметить, что частенько именно действия, совершаемые «потому что положено» и «для очистки совести», и приносили мне если не разгадку, то важные сведения pro minimum. Как знать, быть может, мне посчастливится, и сейчас как раз тот самый случай.
— Ты в это не веришь, — убежденно возразила ведьма, бросив взгляд на его хмурое лицо; Курт невесело усмехнулся:
— Не верю. Но с чего-то начинать надо.
— И ты чего-то недоговариваешь, — прибавила она тихо.
Несколько секунд он шел молча, слушая, как гулко отдаются звуки шагов под каменными сводами, и, наконец, нехотя отозвался:
— И не стал бы договаривать, Готтер. И дело не в том, что ты все же сторонний человек в Конгрегации, дело не в доверии; даже если б ты была моим сослуживцем, следователем, ведущим расследование вместе со мною — все равно не стал бы: ибо тут речь идет о моем доверии мне самому. Так оно бывает: стоит лишь озвучить мысль — и мысль, став словом, становится целью; разумом можно этого не желать, но где-то там, подспудно, вместо поиска решения, ответа — может поселиться жажда доказать сказанное вместо того, чтобы отыскать истину. Посему я поступаю так, как поступал всегда, лучше чего еще не придумал: приняв для себя некоторые выводы, просто делаю все возможное, чтобы проверить их один за другим, поочередно. Самое сложное — решить, какой из них важней и в чем надлежит убедиться либо разувериться в первую очередь… И здесь уже никакой опыт, никакая statistica не помогут: порой самое очевидное и многообещающее может увести в пустоту, а ниточка, что казалась тонкой и малозначительной, вывести к той самой истине.
— Это мне знакомо, — вздохнула ведьма понимающе.
Курт лишь молча кивнул, вдруг осознав, что последние несколько мгновений пребывал в ощущении, будто и впрямь говорит с кем-то из сослужителей — с кем-то вроде Бруно, не один год бывшего его помощником, а зачастую и исповедником — еще до того, как сей status был за ним закреплен de jure.
«Она лезла в твое расследование, как сейчас это делаю я? И ты верил ей так же, как мне сейчас веришь?»…
Кристиан Хальс за столом напротив в темной комнате трактира… Несколько минут, когда казалось, что это просто разговор двух
«Если допустить, что в Бамберге присутствует некий артефакт, подавляющий любые попытки разумного осмысления окружающего мира»…
«Мне кажется, что этот город меня выжигает. Я ничего не чувствую, ничего и никого не вижу, не понимаю, как прежде»…
Курт замер, взявшись за ручку двери в рабочую комнату Хальса, и медленно, размеренно перевел дыхание, на мгновение прикрыв глаза. Быть может, и впрямь? Равнодушный епископ, не видящий и не желающий видеть того, что творится под самым носом; равнодушные горожане, безучастно наблюдающие за тем, как два года подряд их жгут и вешают в неправдоподобных количествах, и внезапно взбунтовавшиеся, когда под стражу взяли очевидных убийц и смутьянов; равнодушный делец, не видящий в городе ничего, кроме продающихся и покупающихся домов, что, в общем, для торгаша было бы логично, если б при этом он не бросался в совершенно сумасшедшие авантюры вроде призвания наемников… Обер-инквизитор, либо вовсе не представляющий, что происходит в его же отделении, либо лишившийся головы настолько, что ударился во все тяжкие, хватая каждого встречного; следователь первого ранга, вероятный будущий обер, по-глупому вляпавшийся в торгашеские забавы с наемниками… Ведьма, потерявшая способность видеть, и — инквизитор с более чем десятилетним опытом оперативной службы, год за годом бывший объектом насмешек за свою паранойю и похвал за проницательность, внезапно проникшийся симпатиями к малознакомым людям и не видящий разгадки, не видящий следа; одни догадки, о которых он и впрямь никому не сказал бы вслух — догадки, ни на чем не основанные, кроме невнятных ощущений и домыслов…
— Что-то не так?
Тихий голос Нессель выхватил его из раздумий рывком, точно ее шепот был криком над головой спящего, и спящий проснулся, все еще наполовину пребывая там, в мыслях, за гранью реальности, в мире незримого… в мире неощущаемого, где над городом раскинулась липкая темная сеть…
— Задумался, — нехотя отозвался Курт и, распахнув дверь, переступил порог комнаты Хальса.
Ведьма лишь бросила на него короткий взгляд, ничего не сказав, вошла следом за ним и уселась в сторонке подле окна; все так же молча и неподвижно, точно соборная скульптура, она просидела следующие полчаса, пока Курт осматривал комнату и перебирал бумаги на столе и невысокой этажерке у дальней стены. Как он и ожидал, ничего, помимо сухих отчетов и протоколов, в комнате не обнаружилось; лишь в углу, в куче смятой бумаги с черновиками допросов свидетелей и все тех же отчетов, попался исчерканный листок с несколькими словами, соединенными между собою короткими стрелками. Вверху значилось «Гессе фон Рихтхофен», а чуть ниже — вразброс, без соединения в цепочку и каких-либо пометок — «пожар на территории Гайеров», «оба этажа сразу», «трупы: осмотреть», «скупщик Гессе», «поджог» и в самом низу страницы, крупно и решительно — «пожар Гессе»…
— Похоже, Хальс подозревал меня в поджоге и в убийстве Адельхайды, — тихо проговорил Курт, аккуратно расправив и сложив помятый листок. — И в убийстве того парня, Мауса. Но судя по всему, в этой версии разуверился.
— И… что это значит?
— Хотя бы то, что сам он, стало быть, в этом не виновен; правда, есть вероятность и того, что эти записи — не размышления над расследованием, а план «как подставить Курта Гессе и обвинить его в том, что сделал сам», — пожал плечами он и кивнул на дверь: — Идем. Больше я не найду здесь ничего.
— Теперь обыщешь его дом?
— И скорей всего — с тем же результатом, — согласился Курт, выйдя и пропустив Нессель в коридор. — Но прежде объявлю горожанам о смерти обера.
— Вот так просто выйдешь и скажешь им? — напряженно уточнила ведьма, кивнув назад, где за поворотами коридора, каменными стенами и массивными створами собралась толпа горожан. — Вот просто так выйдешь говорить с озлобившейся толпой, один?
— Не в первый раз, — отозвался Курт хмуро, отвернувшись от двери, и зашагал по полутемному коридору к выходу. — Держись рядом со мной, молчи, не смотри им в глаза, но и не прячь взгляда. Иди так, будто их там нет, или это просто рыночная площадь с толпой хозяек.