«И БЛИЗКИ СМЕРТНЫЕ ЧЕРТЫ…»: ИЗБРАННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

Князев Всеволод Гаврилович

«Вы — милая, нежная Коломбина…»

Вы — милая, нежная Коломбина, Вся розовая в голубом. Портрет возле старого клавесина Белой девушки с желтым цветком! Нежно поцеловали, закрыв дверцу (А на шляпе желтое перо)… И разве не больно, не больно сердцу Знать, что я только Пьеро, Пьеро?..

ГАЗЭЛА. «Стрелу пускаю в солнца круг… Пронзи его!..»

Стрелу пускаю

в солнца круг… Пронзи его! За то, что светит миру мук, – пронзи его!.. Пусть все вокруг ослеплены, – я не хочу! Пусть знает, как мой лук упруг… Пронзи его! Но сердце, – ах, опять, как встарь, – вновь влюблено… О, мой последний милый друг, – пронзи его!..

«Я сегодня катался, веселый, по набережной Невы!..»

Я сегодня катался, веселый, по набережной Невы! А сердце, – ах, оно разрывалось от муки!.. Знать, что рядом не Вы, не Вы, Знать, что другие целуют Ваши руки! Потом… Я не помню… Играли «Лакмэ», Кто-то смеялся, что я близок к смерти… «A mon poete et bien-aime» [2] – В сотый раз перечитываю на милом конверте…

2

"Моему поэту и возлюбленному" (фр.).

«Твои ручки и глазки в тревоге…»

Любовью лёгкою играя,

вошли мы только в первый рай…

Фёд. Сологуб

Твои ручки и глазки в тревоге Сна любовного я целовал, И всё время неясный и строгий, — Кто, не знаю, — меж нами стоял… Но когда, распалённый, сгорая, Я к твоей прикоснулся груди, Я вошёл в двери первого рая, Позабыв странно-слышное: жди… Я пришёл с тобой к первому раю Поцелуйною нежной игрой… И я знаю, я знаю, я знаю, Мы, как боги, войдём в рай второй.

«Дождь… всюду мокро… никуда ни встать, ни сесть…»

Дождь… всюду мокро… никуда ни встать, ни сесть… Я иду, и на дожде мои никто не заметит слезы… Иду, никого не видя, никому не отдавая честь, А на груди, ах, на груди у меня две алые, алые розы!.. Ее милые руки я вчера целовал в последний раз, И она дала мне розы и нежно поцеловала… «Я не могу не думать… и не желать Вас»… Бедное сердце, что же ты биться перестало?..

В АЛЬБОМ

Когда-то прежде я мог писать стихи в альбомы И говорить в них о вуалях, говорить о стрелах, И о том, что сердце изнывает от любовной истомы… «Ах, если бы коснуться рук белых!..» Но теперь я ничего не помню, ничего не знаю, – Все слова и желания где-то бесконечно далеко… Что же можно желать, когда я пришел к светлому раю, Когда две пунцовые розы в стихах Блока!..

М. А. КУЗМИНУ

Нет, не зови меня, не пой, не улыбайся…

М. Kyзмин (К С.Л.И.)

Ах, не зови меня, любимец Аполлона, Будить напрасной лиры звон. Меня уж не пленит любовная Верона И ранней розы небосклон. И где, где мне найти созвучья и напевы, Созвучные струнам твоим, Чтобы, венок из роз плетя, хариты – девы Сказали: «им двоим, двоим»… Я знаю, сердцем мне ты говоришь: «мужайся, Приливом сменится отлив»… Нет, не зови меня… но пой и улыбайся В венке из лавров и олив. 7 сент. 1912 г.

«Вернулся из церкви… Три письма на столе лежат…»

Вернулся из церкви… Три письма на столе лежат. Ах, одно от нее, от нее, от моей чудесной!.. Целую его, целую… Все равно — рай в нем или ад!.. Ад?.. но разве может быть ад из рук ее — небесной… Я открыл. Читаю… Сердце, биться перестань! Разве ты не знаешь, что она меня разлюбила!.. О, не все ли равно!.. Злая, милая, рань, Рань мое сердце, — оно все влюблено, как было… Рига, сентябрь 1912

«Недаром зеркало сегодня разбилось…»

Недаром зеркало сегодня разбилось, Недаром в церкви панихиду служили, Часы в комнате соседней не били, И во сне все что-то в пропасть с горы валилось. Все предсказания верны, все недаром. И письмо… оно в желтом недаром конверте… Что мне теперь! Буду ль клоуном, монахом, гусаром, — Не все ли равно! Буду близиться к радостной смерти.

«Прости, я докучаю…»

Прости, я докучаю Во мгле с своей тоской. Ах, буря близко, знаю… Но дом так светел твой! В одном плаще, – я беден… Но ты, там за чертой Не бойся! Пусть я бледен, Но дом так светел твой! Молчу… Желанья – где вы? Смотри, пал пред тобой! Пропел я все напевы… Но дом так светел твой! Сент. 1912 г.

ПРАЗДНИК

Выхожу из церкви… На бульваре сотни людей, Офицеры, дамы, девицы с косами. Мимо гусары проводят своих лошадей, И гимназисты смотрят с папиросами. Все толпятся, смеются, кричат. Смешались котелки с цветами и бантами, И каждый чему-то глупо рад, И каждая довольна, что идет с франтами. А я вернусь домой, зажгу на столе свечу, Занавескою темной задерну оконце, И весь вверен далекого неба лучу Буду петь ее, мое голубое солнце! Рига, окт. 1912 г.