И было утро... Воспоминания об отце Александре Мене
Шрифт:
Я написал свою первую книгу о джазе, но из-за того, что джаз — это «масонско–еврейская диверсия в нашей культуре», её отказались печатать. Как-то я снимал дачу в Заветах (поближе к о. Александру), и моя четырёхлетняя дочь подружилась с соседским мальчиком, а у него бабушка была большим начальником, она и помогла мне напечатать книгу, которая несколько лет пролежала в столе [37] .
Однажды я пошёл в правый хор и сорвал голос. О. Александр пристроил меня алтарником в один московский храм. Там я насмотрелся много интересного, и это ещё раз утвердило в мысли, что о.
37
О. Степурко. Трубач в джазе. — М.: «Советский композитор», 1989. — Ред.
Мне рассказывали о нелюбви о. Александра к В. Розанову и что он не держал его книг у себя дома. Когда я спросил об этом, он сказал: «Да, это так, у меня в библиотеке есть работы противников христианства и Церкви — нужно знать их аргументы. А когда так поступает христианин, это для меня неприемлемо».
Однажды, в дни гонений на о. Александра, «контора» подослала провокатора, который в роли неофита должен был попросить у о. Александра какую-нибудь книгу, и если бы она оказалась «тамиздатовской», это можно было бы инкриминировать о. Александру.
Но у о. Александра везде были почитатели (в том числе и в «конторе»), и его предупредили о провокаторе. О. Александр дал ему почитать номер ЖМП [38] . Когда тот через некоторое время пришёл вернуть журнал, то чувствовал себя крайне скованным и не знал, как себя вести и что говорить. О. Александр пришёл ему на помощь: когда тот заметил, что в домике много мух, о. Александр, шутя, предложил перебить их и дал провокатору брошюру Шилкина «Диверсия без динамита». О. Александр с таким юмором и неповторимой интонацией рассказывал, как товарищ, необычайно воодушевлённый, носился с атеистической брошюрой по комнате и остервенело бил крылатых врагов, что невозможно было удержаться от смеха.
38
Журнал Московской Патриархии. — Ред.
Однажды в доме прихожанки Ж. мы встретились с только что выпущенным из тюрьмы Красновым–Левитиным. Когда он объяснил, что его выпустили из-за изменения меры пресечения, о. Александр сказал Наталии Федоровне: «Вот, слушай и запоминай, как это бывает».
Раз в год органы производили обыск. Наталия Федоровна как-то сказала; «Вы ещё в нужнике поищите». О. Александр попытался разрядить атмосферу: «Ну, это люди подневольные».
О. Александр рассказал, что, когда его на допросе в прокуратуре спросили, как он относится к критике режима, о. Александр сказал, что его больше волнует церковная самокритика. Этот ответ был занесён в протокол.
Однажды о. Александр собрал приходских поэтов и бардов и сказал, что в нашей стране трудно творчески реализоваться и появился соблазн использовать для этого Церковь. Нельзя быть профессиональным христианином. Нельзя прятать свою профессиональную несостоятельность за Евангелие. Церковь не может из цели превращаться в средство.
Помню, о. Александр как-то сказал, что часто прихожане зазывают его на разные премьеры как свадебного генерала. Он в шутку говорил: «Берут меня в зубы и приносят. Так недавно принесли на спектакль «Мастер и Маргарита», и там из собачьей конуры читали текст, который я знаю наизусть, а дома ждут незавершённые книги».
Как-то в беседе с молодыми прихожанами он рассказал: «Однажды мне пришлось идти двадцать семь километров по пустыне, и, когда я увидел лужу с водой, то стал из неё пить, забыв про всех пауков и тараканов, которые там были. И сейчас сходная ситуация, после десятилетий духовной жажды люди готовы пить из каждой лужи. Но подчас в ней такие пауки и жуки, что они сводят на нет всю ценность воды. Сейчас, как никогда важно показать «Церковь с человеческим лицом», ибо идея малых групп носится в воздухе. Самые консервативные священники собирают общины и… читают на них акафисты. Вот почему нам нужно в своих общинах показать пример христианской жизни, объединившись вокруг Слова Божиего и молитвы».
Один православный критиковал о. Александра: «Вы неправильно ведёте себя с прихожанами: люди хотят быть обманутыми и хотят быть водимыми». — «За что водимыми? За нос?» — спросил о. Александр. Тот не понял и ушёл.
Одна моя знакомая, работавшая в археологическом институте, попросила меня спросить у о. Александра о своей проблеме: в их институте много фанатиков археологии, которые искренне верят в то, что, если бы не народность сартов, жившая в IV веке на Волге, все в их жизни превратилось бы в бессмыслицу. И знакомая сомневалась: я не имею такой фанатической преданности сартам и, может быть, занимаю чьё-то место, кто живёт без сартов в полной бессмыслице и унынии?
О. Александр сказал на это так: «В науке существуют два типа учёных: кузнечики и муравьи. Кузнечики громко стрекочут и далеко прыгают — они являются генераторами новых идей. А муравьи прорабатывают всю фактуру, расчёты, варианты, модели. И без тех и других в науке невозможно».
Я передал о. Александру вопрос корреспондента в интервью со мной о Нюрнбергском процессе над КПСС. О. Александр ответил: «Олег, а Церковь покаялась?» — «Нет», — сказал я. «Ну, а как мы можем требовать суда над атеистами, пока Церковь не покаялась?»
Один прихожанин в начале 70–х годов спросил об СССР. «Да, империя распадётся, но пострадают невиновные, и будет пролита кровь», — сказал о. Александр.
Когда спросили иносказательно, вот, мол, была империя, на плоти и крови народов, и вот она гибнет, зачем защищать её, о. Александр отвечал, что были разные империи: Римская, Британская, Русская. Когда уточнили вопрос: «Нужно ли защищать Русскую империю?», о. Александр сказал, что академик Тарле считал, что России нужно было проиграть войну с Наполеоном, тогда бы в ней была республика и крестьян освободили бы, а победа отсрочила освобождение. «Но я все же считаю, — добавил о. Александр, — что защищать тогда, да и сейчас, свою страну необходимо».
Дочь меня упрекнула, мол, вот моя подруга Т. хвалится, что о. Александр был у них дома три раза, а у нас всего один раз на освящении. Я объяснил, что жаль времени о. Александра, и мне стыдно докучать ему. И когда у сына возникли духовные проблемы, я узнал, когда о. Александр придёт навестить З. А., жившую в нашем районе, и договорился, чтобы о. Александр побеседовал с сыном у неё. В ту встречу о. Александр сказал, что духовные сомнения, трудности — это переходный период: ребёнок, живший за счёт духовности родителей, начинает самостоятельную духовную жизнь.