И быть подлецом
Шрифт:
Лон, прожевав большой кусок отбивной, собрался заговорить, но я остановил его:
— Они должны прочесть это. Обязательно. Я знаю, что ты не редактор, но ты лучший работник газеты и тебе разрешено разговаривать с редакторами, не так ли? Я был бы очень доволен, если бы появилась такая передовица, хотя бы в порядке эксперимента. Настолько доволен, что, если бы газета опубликовала это, я захотел бы выразить своё восхищение, дав ей возможность первой откусить лакомый кусочек от одной очень интересной темы.
Лон поднял брови.
— Если не хочешь, чтобы меня одолела скука, переверни всё вверх ногами: пусть эта интересная тема окажется наверху.
— Запросто. Ты хочешь об этом поговорить?
— Почему бы нет?
Я подал знак официанту снова наполнить наши стаканы.
Глава 14
Я бы отдал всё на свете, по крайней мере в пределах сорока центов, чтобы узнать, прочитал ли Вулф эту статью до того, как я показал ему её вечером в воскресенье. Думаю, что да. Он всегда проглядывает передовицы в трёх газетах, одна из которых «Газетт», и если он заметил её, то должен был прочитать. Она называлась «Ложная тревога» и содержала идею, которую я изложил Лону.
Я, конечно, знал, что Вулф не начнёт брызгать слюной, и должен был ожидать, что он не подаст никакого знака и никак не будет комментировать статью. Тем не менее ближе к вечеру я забеспокоился. Если он не читал её, надо подсунуть ему газету, а это рискованно. Надо проделать это правильно, иначе он унюхает неладное. Поэтому я обдумал, какой должна быть моя естественная реакция, если я случайно наткнусь на эту статью.
Я поступил так: развернул стул, улыбнулся ему и небрежно спросил:
— Вы не видели передовицу в «Газетт» под названием «Ложная тревога»?
— О чём? — проворчал он.
— Прочтите лучше сами. — Я поднялся, подошёл к его столу и положил газету. — Забавно, но у меня такое чувство, будто я сам её написал. Это единственная статья за последние несколько недель, с которой я абсолютно согласен.
Он взял газету. Я снова сел и уставился на него, но он закрыл газетой лицо, и мне не было ничего видно. Читает он медленно, и, хотя времени ушло достаточно, чтобы прочитать всю статью дважды, он сделал бы точно так же, если бы уже знал её наизусть.
— Пф! — Он бросил газету. — Писака, у которого разгулялась язва и вынудила его сесть на диету.
— Да, видимо, так. Крыса. Презренная вошь. Если бы он только знал, как вы потеете и волнуетесь, не спите ночами.
— Арчи, заткнись!
— Да, сэр.
Я очень надеялся, что выглядел естественно.
На этом всё и кончилось, но я не чувствовал себя побеждённым. Я и не надеялся, что он начнёт рвать на себе волосы или расхаживать взад и вперёд по комнате. Немного позже к нам зашёл его старый приятель Марко Вукчич, чтобы скоротать воскресный вечер с лёгкими закусками: пять сортов сыра, желе гуаявы, жареные каштаны и миндальные пирожные. Мне было любопытно, покажет ли Вулф статью Марко, поскольку это было бы плохим знаком. Он не показал. После того как Марко ушёл обратно в ресторан «Рустерман» — лучший ресторан в Нью-Йорке, потому что он им управлял, — Вулф снова уселся с книгой. Он не прочитал и десяти страниц, когда загнул уголок страницы, закрыл книгу и бросил её на дальний конец стола. Затем поднялся, прошёл через комнату к глобусу, остановился около него и стал изучать географию. Похоже, что это обрадовало его не больше, чем книга, поэтому он подошёл к приёмнику и включил его. Настроившись поочерёдно на восемь разных станций, он пробормотал что-то, вернулся в своё кресло, сел в него и нахмурился. Я наблюдал за всем этим лишь краем глаза, поскольку был якобы настолько глубоко погружён в журнал, что даже не знал, что он в комнате.
Он заговорил первым:
— Арчи!
— Да, сэр?
— Прошло девять дней.
— Да, сэр.
— С того дня, когда ты великолепным способом доставил эту самую мисс Шеперд.
— Да, сэр.
Он был тактичен. Он имел в виду, что прошло девять дней с тех пор, как он совершил чудо, обнаружив полоску на бутылке и расстройство желудка у мисс Фрейзер, но он вычислил, что если бросит мне кость, то я не буду огрызаться и злорадствовать.
— Тогда было бы логичным предположить, что потребуется обычная работа. Но события этих девяти дней не подтвердили этого предположения.
— Да, сэр.
— Соедини меня с Кремером.
— Как только дочитаю абзац.
Я выждал несколько секунд, хотя должен признать, что не видел ни одного слова, затем подошёл к телефону. Я ожидал, что удастся поговорить с кем-нибудь из подчинённых инспектора, поскольку был воскресный вечер, и надеялся, что Вулф это понимает. Однако Кремер был на месте, Вулф взял трубку и пригласил его зайти к нам.
— Я занят. — Голос Кремера звучал устало. — У вас есть что-нибудь новенькое?
— Что?
— Не знаю. Я не буду знать до тех пор, пока не поговорю с вами.
— После того как мы поговорим, вы сможете тратить усилия более продуктивно.
— Ерунда! Я буду через полчаса.
Всё это меня не обрадовало. Дело оставалось для меня таким же тёмным. Неужели я убил целый вечер и потратил двадцать долларов на выпивку и еду для Лона Коэна только для того, чтобы заставить Вулфа пригласить Кремера перекинуться с ним парой слов. Что касается того, что у Вулфа что-то есть, — это абсолютная ложь. Всё, что у него было, это ослиное нежелание нарушать своё расслабленное, комфортное состояние.
Поэтому, когда прибыл Кремер, я не пускал от радости пузырей. Он, кстати сказать, тоже. Он прошёл в кабинет, кивнул в знак приветствия, упал в кресло из красной кожи и прорычал:
— Мне искренне жаль, что вы не бросили свои эксцентричные привычки и не начали больше двигаться. Я очень занят, но я здесь. В чём дело?
— Замечание, которое я сделал по телефону, — спокойно сказал Вулф, — могло показаться непонятным, но имело под собой основание.
— Какое замечание?
— О том, что ваши усилия могут быть потрачены более продуктивно. Вы добились какого-нибудь прогресса?
— Нет.
— За неделю ничуть не продвинулись?
— Я продвинулся к дню своей отставки, это точно. В остальных смыслах — нет.
— Тогда я хотел бы задать несколько вопросов о той женщине, Бьюле Пул, которая была найдена мёртвой в своём кабинете утром в пятницу. В газетах пишут, что вы назвали это убийством. Это так?
Я вытаращил на него глаза. Этого я абсолютно не понимал.
Когда он неожиданно резко сворачивает в сторону от дороги, нельзя понять, либо он находится в тупике, либо он очень умён, либо старается показать мне, насколько я глуп. Затем я заметил блеск в глазах Кремера. Это показывало, что даже он оставил меня далеко позади. И всё, что я смог сделать, — это вытаращить глаза ещё сильнее.